Вот что написали в сообществе «Ты ему нужен» в Фейсбуке:
– После университета я устроилась в инфекционное отделение нашей районной больницы. Первая моя смена выпала на ночное дежурство. Как малоопытную, меня поставили в пару с постовой сестрой с 15-летним стажем.
Первый рабочий день (точнее, ночь) начался с того, что мы обошли всех пациентов и выполнили все назначения. В течение ночи старшая постовая сестра несколько раз бегала в палаты к детям, чьи мамы жаловались на высокую температуру и рвоту. Мне приходилось бегать с ней и набираться опыта. Смена мне далась нелегко.
Наутро я чувствовала себя как в видеоигре. От бессонной ночи ощущение реальности стерлось, и я все проделывала на автомате. В восемь на смену пришла врач. Старшая сестра доложила ей о том, как прошла ночь. Я покорно стояла рядом и кивала.
Врач выслушала и спросила:
– Какой «этот»? – переспросила я.
– Ну вчерашний, которого из Дома ребенка привезли.
Оказывается, в отделении все это время был еще один пациент. 8-месячный Сережка, которого привезли на скорой с высоченной температурой и рвотой.
статус сироты до или после 23 лет рубрика советы юриста
Раскрыв рот я смотрела на старшую постовую сестру. Она как-то вяло промямлила: «Щас, гляну». Я поспешила за ней.
В одиночном боксе лежал крошечный мальчик (по виду больше похожий на 4-х месячного) и тихонько стонал. Он один пролежал в боксе со вчерашнего дня без еды и воды. Его организм самостоятельно боролся с жаром и к утру ребенок совсем обессилел.
От осознания всего этого у меня задергался глаз. Мне захотелось сейчас же схватить малыша и забрать с собой домой.
Чуть позже врач осмотрела Сережу и назначила лечение. До конца моей смены оставалось почти 10 часов. Я твердо решила не упускать ребенка из вида.
Ближе к обеду температура начала спадать и малыш явно проголодался. Я взяла смесь и стала медленно кормить его из бутылочки. Мне казалось, что весь мир сейчас находится здесь, в этой палате, где Сережа. После еды малыш уснул.
На обеде, выбрав удачный момент, я спросила у старшей сестры, почему она не сказала мне, что на отделении лежит еще один пациент?
Почему его не покормили, почему в течение ночи никто ни разу его не проведал. Что было бы, если бы он умер, один в боксе, так и не дождавшись помощи?
Старшая сестра нисколько не смутилась таким вопросам и сказала:
– Да не переживай ты. Вылечим его. Всех вылечиваем и его вылечим. А то что не кормили… Так он вроде и не просил.
После этих слов во мне поселилось странное чувство – гнев и бессилие вперемешку.
Я изо всех сил старалась не подавать виду, а моя коллега продолжила:
– У нас в прошлом году их аж 9 человек лежало. Они же там группами живут. Один подхватит что-нибудь и все за ним заболевают. Их 9, а ты одна. У других вон, мамки по пятам ходят.
Попробуй завтрак на 10 минут позже принеси, так они всю душу вынут. А тут еще и сироты, чтоб их…
Мне не хотелось верить в происходящее, но все было именно так, как сказала старшая постовая сестра. До сирот никому нет дела. Просто потому, что на них нет времени.
После обеда я понесла Сереженьку в процедурку на укол. Он уже не спал, но еще и не совсем проснулся. Медсестра показала жестом, куда положить ребенка. Я увидела, что она не поменяла перчатки перед уколом Сереже. Но после каждого пациента необходимо менять перчатки – это правило у нас в университете знали даже безнадежные троечники и прогульщики. Я положила Сереженьку и сказала:
– Вы забыли сменить перчатки. Медсестра бросила презрительный взгляд в мою сторону и сказала:
– Госссспааади! Да что с ним будет-то?
Через секунду она, не задумываясь, сделала Сереже инъекцию. А я глотала воздух все от того же удушающего чувства гнева и бессилия.
Моя смена подходила к концу, и я знала, что мне придется оставить Сережу одного лежать в закрытом боксе и стонать.
Всю ночь после дежурства мне снились кошмары: кричащие дети, грязные шприцы и пустые боксы. На утро мне на мобильный позвонила постовая сестра из другой смены. Она знала, что у меня выходной, но ее напарнице пришлось срочно уехать на похороны какого-то родственника и она практически умоляла меня выйти ей на замену.
Несмотря на жуткую усталость, я обрадовалась тому, что могу внепланово выйти на работу. Ведь уже на тот момент я понимала, что не смогу больше спокойно спать, есть, смотреть телевизор, зная, что он лежит там один, стонет и хочет пить.
Забыв про усталость я уже мчалась на работу, точнее, к конкретному пациенту – к Сереженьке. Я дала себе слово, что пока он в больнице, я за него отвечаю, как за своего собственного ребенка (которого у меня тогда и в планах не было).
Шли дни, и Сережа шел на поправку. Вот он уже мог улыбнуться, увидев меня в своей палате (удивительно, как быстро сироты привыкают ко взрослым). Да и я тоже очень привязалась к этому карапузу.
Еще учась в университете, я сделала вывод, что многие медики очень скептичны и не верят ни в Бога, ни в черта. Наверное, это издержки профессии.
Но каждый день, возвращаясь домой, я заходила в церковь, ставила свечку за здоровье Сережи и просила только об одном: чтобы для него нашлись родители.
Не знаю, помогли ли мои молитвы или так было суждено, но в день выписки к Сереже пришла женщина лет 40-ка и попросила разрешения навестить мальчика. В инфекционном отделении такие визиты запрещены и я, зная, что Сережа сирота, с особым пристрастием допросила эту даму. Оказалось, что у нее на Сережу есть направление и воспитатели в Доме ребенка посоветовали ей пойти сразу в больницу – а вдруг повезет и ее пустят к ребенку. Конечно, воспитатели не могли знать, что как раз в этот день Сережу готовят на выписку, иначе они бы не направляли эту женщину к нам.
Эта женщина все-таки забрала Сереженьку в свою семью. Я узнала об этом спустя несколько недель после его выписки.
Наверное, читая все это, вы думаете, что в той больнице работают бесчувственные роботы или женщины-тираны. Но это не так. Все эти женщины тоже мамы, некоторые уже бабушки, добрые и заботливые к своим внукам.
Просто так уж устроена в нашей стране медицина, а может и не только медицина. Чтобы добиться чего-то, надо постоянно просить, напоминать, требовать. А что может потребовать сирота, лежащий один в закрытом боксе?
Вот и лежат наши сироты, терпят, борются. Но, как известно, чужих детей не бывает. История Сережи научила меня многому, и теперь я точно знаю, что каждому сироте просто необходима больничная няня.
В заключении мне хочется сказать: «Давайте, каждый из нас пожертвует какой-нибудь малостью: чашкой кофе в кафе, съеденной на работе шоколадкой или очередной безделушкой, купленной в супермаркете. А освободившиеся 50, 100 или даже 10 рублей мы пожертвуем тому, кто лежит один в закрытом боксе и стонет».
P.S. Я больше не работаю в той больнице. Наверное, я слишком слабонервная для этого. Но этого ребенка я буду помнить всю жизнь.
Мы просим подписаться на небольшой, но регулярный платеж в пользу нашего сайта. Милосердие.ru работает благодаря добровольным пожертвованиям наших читателей. На командировки, съемки, зарплаты редакторов, журналистов и техническую поддержку сайта нужны средства.
Источник: www.miloserdie.ru
Как я стала няней для больничных сирот
Ещё несколько лет назад я и не вспоминала о когда-то полученном педагогическом образовании, да и вообще не особенно задумывалась о чем-то, кроме семьи. У меня была обычная и счастливая жизнь: любимый муж, единственная дочь.
Курс по когнитивной психологии
Ты узнаешь, как избавиться от мыслей в голове, которые портят жизнь. Увидишь, как помочь себе при стрессе, тревоге и беспокойстве. Научишься понимать свои эмоции и чувства. Найдешь путь к душевному спокойствию.
Все закрутилось внезапно: муж погиб, дочь выросла и уехала учиться в другой город. А я почувствовала, что способна полюбить кого-то ещё. Даже не полюбить — у этого слова много разных смыслов. Почувствовала, что могу согреть.
О том, что фонд «Дети без мам» занимается помощью сиротам в больницах, я узнала из интернета. Переводила им иногда небольшие суммы, репостила записи в соцсетях, а потом поняла, что хочу большего. И стала проситься к ним — поработать.
В августе прошлого года меня наконец-то пригласили на мое первое дежурство: понадобилась замена в палате «с больничными детьми». Объясню сразу, о ком идёт речь — в лечебные учреждения далеко не всегда попадают те сироты, которым нужна медицинская помощь. Туда отправляют отказников, детей, изъятых из семей или найденных на улице. Вот такая четвёрка и встретила меня в мой первый рабочий день.
Первой я заметила старшую — полуторагодовалую Машу. Она смотрела на меня спокойно и немного вопросительно. Так взрослые смотрят на того, кто ошибся дверью: удивлены его появлением, и ждут, что он сейчас уйдёт. Я шагнула внутрь палаты и увидела остальных ее обитателей: двоих мальчишек, двух и шести месяцев от роду, и восьмимесячную девочку. Мысленно сопоставила количество детей с количеством своих рук, вздохнула и приступила к работе.
Об обязанностях няни много говорить не буду: каждый более или менее представляет, какие нужды могут быть у малышей. Прибавьте к стандартному набору простые медицинские манипуляции и умножьте это на отсутствие у детей, как это принято назвать, социализации.
Наверное, последнее стоит обьяснить. Кто-то из наших подопечных — сирота с рождения, и не приучен ни к рукам, ни к вниманию. Кто-то изъят из семьи и очень напуган происходящим — а часто напуган ещё и тем, как с ним обращались дома. У этих детей нет доверия ни к людям, ни к миру вообще. А ещё нет надежды на то, что они кому-то нужны.
Я провела с моими «первенцами» двое суток. За это время узнала о каждом из них совсем немного, но достаточно, чтобы, придя домой, ещё сутки реветь в подушку.
Самый младший —двухмесячный Антошка — был отказником с рождения. Ему повезло: он оказался здоровым пацаном, и для него быстро нашлись усыновители.
Шестимесячный Максим появился на свет в колонии. Там и подхватил какую-то инфекцию, с которой его привезли в больницу. Отлежав положенное, он отправился обратно за решетку — к маме. Чтобы в три года уехать от нее в детский дом.
Мама восьмимесячной Милки, отказавшаяся от нее, к счастью, одумалась. И из клиники девочку забрали в родную семью.
Самая печальная история была у Маши. Она прожила в больничной палате год. Все это время к ней приходили мама и бабушка. То забирали ее домой, то возвращали обратно. Вскоре выяснилось, что нужен им был не ребёнок, а документы на него: без них мама не могла получить материнский капитал.
Нет, документы они не получили, но и Машка не получила то, что заслуживала — нормальную семью. Единственным выходом для неё стал детский дом.
Больно ли смотреть на детское горе? Да, невыносимо. Хочется ли сбежать из больницы, чтобы больше не видеть этих затравленных или заплаканных глаз? Нет, ни на одну секунду эта мысль меня не посетила. Закончив первое дежурство, я шла домой и думала о том, что как можно скорее хочу вернуться обратно.
Потому что — ну как они там без меня?
Работа няней для меня — не основная, я могу приходить в больницу только в выходные и праздники. За это время состав моих подопечных часто меняется, поэтому дежурства измеряются для меня не сутками, а судьбами.
Дашке было почти два года, а ее брату всего два месяца, когда их забрали из семьи. И я не знаю, какой из проведённых с ними дней больше рвёт мне сердце. Может быть, первый: когда я пришла в их палату, а девочка забилась под кровать и оттуда испуганно мычала — говорить она не умела. Или последний: когда за детьми приехали сотрудники детского дома, а Даша рыдала, рвалась и кричала мне: «Мама!».
Или вот Слава — ему пять лет, и он умный не по годам. Мы с ним разговариваем совсем как взрослые, и неожиданно он задаёт мне вопрос: «Скажи, разве можно бросать детей? Разве справедливо, что мама подкинула меня сюда?».
Мама Славы ВИЧ-инфицирована. Об этом знаю я, об этом знает и Слава. «Маму заразил папа, она никогда не вылечится и умрет», — он рассказывает об этом как-то буднично, а я внутри кричу в полный голос. К Славке в больницу иногда приходит бабушка, приносит продукты, а на предложение забрать внука к себе недоумевает: «Зачем он мне?».
Получается, что в свои трогательные и прекрасные пять лет Славка никому, кроме меня, толком и не нужен. Но и мы с ним расстанемся, когда он покинет палату, и больше, чем сейчас, я не смогу для него сделать. А пока я держу его тёплую руку с обкусанными ногтями, и медсестра делает ему укол, и ему «почти совсем не страшно» — так он говорит мне, надув свои детские пухлые губы.
Я умышленно рассказываю здесь только о здоровых детях. Но среди подопечных фонда есть и тяжело, иногда неизлечимо больные. Их мы тоже держим за руку, бывает, что до последнего вздоха. Наверное, у тех, кто читает это, возникает закономерный вопрос: как пропускать через себя всю эту боль и не отчаяться? Отвечу честно: при всей огромной любви к детям с ними действительно бывает тяжело: они злятся, капризничают, плачут — как и любые малыши.
Но у фонда есть один фантастический ресурс, который помогает преодолеть любые чёрные дни. Это наши няни. Я узнала невероятных женщин, и одна мысль о том, что они работают рядом со мной, изменила мою жизнь.
Няня Ирина вот уже много лет забирает сирот на выходные к себе домой, устраивает им праздники и экскурсии. Няня Лариса — детский врач с многолетним стажем, которая после рабочих смен в своей больнице спешит на смены к нашим подопечным. Няня Татьяна, дочка медработника, с детства ухаживала за отказниками в больницах, и это стало делом всей ее жизни. Именно она выходила двух мальчишек-маугли, брошенных родителями в пустой квартире, заново научив их говорить. Няня Наташа работает в приюте и, кажется, должна после такой работы мечтать о тишине — но она мчится в сиротские палаты.
Мир спасёт любовь — для меня теперь это не пустые слова, а главная мотивация. Одиночеству, страху, боли мы можем противопоставить только одно — любовь. И если вы, прочитав мою историю, захотите стать частью этой огромной и всепобеждающей силы, значит, я не зря ей поделилась.
Источник: femmie.ru
«Если ребенка не обнимать, не целовать, кем он вырастет?» Татьяна Щур – о больничных сиротах
«ФедералПресс» запускает проект «Благотворители Южного Урала», в котором мы рассказываем об особенностях работы некоммерческих организаций в регионе, о сложностях и неразрешимых вопросах, с которыми они сталкиваются.
Дети, оставшиеся по каким-то причинам без мам и пап, попадая в больницы, остаются никому не нужны. У медсестер нет времени поняньчить малыша, успокоить его после укола или переодеть в чистое. Все в больницах делается на добровольной основе, и часто персонал просто не успевает следить за маленькими пациентами, предоставленными самим себе. А младенцы до года, которых находят на свалках и в подъездах, нуждаются в особой, круглосуточной заботе. Для этого и существует проект общественного объединения «Женщины Евразии», которым руководит Татьяна Щур.
Одиночество в больнице
Татьяна Михайловна, откуда возникла идея поддержать больничных сирот?
— История началась еще 13 лет назад. Наша организация – «Женщины Евразии» – выполнила небольшой проект в 2006 году в одном из домов ребенка: мы помогали социализировать сирот. И после проекта к нам пришла женщина, у которой был небольшой бизнес. Она рассказала, что за заболевшими детьми без родителей нет материнского ухода. Это дети-сироты из детских домов, домов ребенка, социально-реабилитационных центров.
Выяснилось, что на тот момент не было строчки в законе об уходе за такими детьми. То есть ребенок поступил в больницу, и все – он никого не интересует.
И все 13 лет общественники бьются за то, чтобы в законе о медицинской помощи была предусмотрена строчка об уходе за детьми-сиротами. Но до сих пор ничего не сделано. На протяжении всего этого времени несколько общественных организаций в России – их 10-11 максимум – решают вопрос своими силами.
Что вы решили предпринять?
Еще по теме
Больше 30 тысяч южноуральских семей получили продуктовые наборы в период пандемии
— Можно было бы привлечь добровольцев для ухода за детьми, но это 2-3 часа в день, и каждый день приходить мало кто мог. Мы придумали просто собирать деньги и нанимать на работу в нашу организацию нянь. Тогда нам не удалось пробить в областном бюджете ни копейки, нас даже слушать не стали.
Но средства удалось найти, и теперь выступаем как обычный работодатель: нанимаем нянь, и они работают в больницах, ухаживают за детьми. Должность мы сами придумали – ее нет ни в одном штатном расписании: общественная няня. По сути дела, мы обеспечиваем мамами маленьких детей, которые находятся одни в больнице.
Я считаю, очень большой шаг, который нам удалось сделать, – заключить соглашение о сотрудничестве с двумя управлениями администрации Челябинска: с горздравом и комитетом социальной политики (в разные годы они назывались по-разному). Эти соглашения предусматривают обязанность больниц пускать нас. Но и нас обязывают соблюдать все больничные правила – дисциплину и прочее.
Сколько сейчас таких общественных нянь у вас в штате?
— У нас в разные годы от одной до 10 нянь было, сейчас – 9. И это только на Челябинск. Пока никак не можем еще одного человека найти.
Хватает людей?
— Это минимум, больше мы позволить не можем. У нас есть мечта – работать в регионе. Мы краткое время работали в Миассе, несколько лет – в Копейске. Но сейчас пока я внутренне закрыла для себя тему области. Но сердце разрывается, звонят из Копейска и просят няню. Но что я сделаю?
Финансирования не хватает. В данный момент в одной из больниц Челябинска у нас 11 детей. Одиннадцать! И это не только сироты. Есть детки, изъятые на время из семьи.
Или ДТП случилось, мама в реанимации умерла, а ребенка куда девать? Пока на него не оформлена опека, малыш остается у нас.
Как переживаете пандемию? Отразилась она на вашей работе?
— У нас две замечательные опытные няни старше 65 лет. Уже три месяца подряд на больничных. Им больничный оплачивает государство, они теряют в зарплате, а мы пытаемся как-то компенсировать потери. Но они сидят дома, а так хотят с детьми работать! И как только карантин закончится, няни придут в больницы.
Но вы же понимаете, что это как по лезвию ходить.
Какими качествами должны обладать няни?
— Три крупные НКО о нас узнали и предложили оплачивать работу нескольких нянь. Это благотворительные фонды «Солнечный город», «Вмсте поможем детям» и «Добро-мамы». С ними нас связывают соглашения о сотрудничестве. Но одна из вакансий до сих пор свободна. В соцсетях мы публиковали, какая няня нам нужна, – я написала целую страницу. Нам в отзывах пишут: как в космонавты набираете!
Конечно, у нас свой космос. Няня – и это даже не обсуждается – должна любить детей. Есть люди, которые просто хорошо относятся к детям. А есть те, кто фанатично любит их. Например, у нас одна няня, которая как раз сейчас на карантине, говорит: «Я от запаха ребенка просто с ума схожу!» Вот такие люди нам нужны.
Обязательно должен быть и опыт ухода за детьми, но этому и обучиться можно. Еще приветствуем, если у человека есть профильное образование: или педагогическое, или медицинское. Но это необязательное требование. Главное, чтобы человек был с самоотверженностью, дисциплиной. И важнейшее условие – соблюдение строгой конфиденциальности.
Мы не имеем права разглашать информацию о детях.
Сложно соблюдать строгую конфиденциальность в работе?
— Вся информация, которую мы публикуем, согласуется с опекой. И даже когда соблюдаем все правила законодательства и выкладываем сведения завуалированно, все равно к нам предъявляют претензии. Но не публиковать такие истории мы тоже не можем. Потому что одна из задач проекта, помимо ухода за детьми, – пробудить в обществе милосердие. Что есть не только брошенные кошечки, но и дети.
Мы регулярно участвуем в разных благотворительных ярмарках. И когда на столе стоит ящичек для помощи больничным сиротам, а через пару метров – сборы для животных… Там ящик полный, а у нас – на донышке! Я хорошо к животным отношусь, но люди должны понимать, что наряду с кошками и собаками есть дети, которые тоже нуждаются в тепле. Если ребенка не обнимать, не целовать, кем он вырастет?
Когда я только наткнулась на группу, посвященную больничным сиротам, проплакала над историями детей больше часа: это и брошенные младенцы, и жестокое обращение с детьми. Как няни выдерживают такое эмоциональное напряжение, ежедневно сталкиваясь с человеческой жестокостью?
— Главное – няни относятся к детям как к родным. А над родным ребенком ты не будешь рыдать целыми сутками, если он болен. У тебя есть обязанности по отношению к нему, и надо их выполнять. Но няни плачут. А те, кто равнодушен к детям… Нам такие работники не нужны. Хотя и тем, кто плачет постоянно, тоже не стоит к нам идти.
У нас работала одна женщина, она рыдала целый месяц, мы вынуждены были расстаться. Поэтому еще одно требование к нашим няням – стрессоустойчивость.
С этим мы справляемся не в одиночку: у нас проходят тренинги, мы обсуждаем наши боли. Каждый выстраивает для себя какую-то внутреннюю стратегию.
Много ли желающих стать нянями?
— Многие хотят помочь, идут с большим желанием, но чаще это эмоциональный порыв. Мы ценим такие порывы, но чаще всего кандидаты не проходят простой фильтр. Знаете, какой? Когда человек просится к нам на работу, я беседую с ним долго, а затем прошу оформить санитарную книжку. И 90 % кандидатов отпадают на этом этапе.
Потому что ходить по врачам, стоять в очередях, платить за это какие-то небольшие деньги считается сложным и трудным.
Благотворительность стала нормой
Сложно ли заниматься благотворительностью?
— Вы знаете, я думала, что в пандемию произойдет спад пожертвований. Но, наоборот, стало больше взносов. Они маленькие, но их делают чаще. Для меня это стало приятным сюрпризом. Люди стали гораздо отзывчивее. Эта благотворительность стала понятной для многих, и общество приветствует ее, как и семьи.
Раньше были случаи, когда женщина говорила: я вам переведу, только не говорите мужу! Теперь же чтобы в семье были раздоры из-за благотворительности – такого давно не встречалось. Мужчины стали чаще помогать.
То есть просить о помощи стало проще?
— Мы же, кроме денег, собираем благотворительную помощь: подгузники, питание, игрушки. На это средства не тратим вообще. У нас в группе «ВКонтакте» около 15 тысяч подписчиков, и они чутко откликаются на наши потребности. Последний случай: у нас детский столик пришел в негодность, мы написали в группе, и буквально на следующий день новый столик уже стоял в палате. Кроватки также недавно новые привезли.
Может быть, это потому, что мы стали активнее. Я не могу сказать за всех благотворителей. Единственное, для крупного бизнеса наш проект неинтересен. Только Челябинский цинковый завод нам оплачивает няню, но на нас обратили внимание благодаря одному добровольцу, который там работает. Каждый год мы подписываем с ними соглашение.
В остальном больше помогает средний и малый бизнес: кто-то на постоянной основе, кто-то – разово. Пока держимся.
Няни проекта с Татьяной Щур (в нижнем ряду крайняя слева)
Сколько стоит одна няня?
– Няня обходится нам в среднем в 30 тысяч, включая налоги. Мы – добросовестный работодатель, оплачиваем все налоги, никогда не бывает задержки зарплаты. Выплаты зависят от количества смен, от того, есть ли круглосуточные смены и прочее. Кроме того, у нас есть партнерство с патронажной службой «Милосердие», которая выделяет нам сиделку.
Иногда нужен человек, который бы мог лечь в больницу с ребенком, которому нужна срочная и сложная операция. Мы оплачиваем круглосуточную работу сиделки, на это еще деньги уходят.
Чем можно помочь вашему проекту?
— Нам нужны деньги. Все остальное есть. И есть люди, которые и рады помочь, но не могут. Один предприниматель раньше полностью оплачивал няню, но больше не может. Иногда я рыдаю от бессилия, от невозможности справиться с какими-то бюрократическими проволочками, из-за которых детям трудно помочь. Нам одна клиника какое-то время помогала, пообещали перечислять ежемесячно 15 тысяч.
Я с бухгалтером клиники боролась каждый месяц, но перечисления было выбить трудно. Потом мы не стали себе тратить нервы.
Татьяна Михайловна, какие радости случаются с вами? В чем смысл работы?
— У нас есть таблица, где мы отмечаем движение детей: кто поступил, а кто ушел. И красным мы закрашиваем клеточку, если ребенка забрали в семью. Бывает и такое, что наша няня передает малыша из рук в руки опекунам, как в роддоме. Это такой стимул к работе! И у нас все страшно любят такие моменты.
Еще был случай в прошлом году. Ребенок попал в автокатастрофу с мамой, мама лежала в реанимации, а ребенок с переломами попал в областную больницу. Маленький еще – года три ему было – ничего не понимает. Два дня с няней он был, а на следующее утро назвал ее «мама». Она так радовалась!
Потом его настоящая мама выздоровела и забрала его. Мы до сих пор с теплотой вспоминаем: ребенок сразу чувствует искреннее отношение.
Но основная часть детей – это заболевшие воспитанники из домов ребенка. Есть и дети постарше, из интернатов, социально-реабилитационных центров. Ребята часто к нам возвращаются, потому что часто болеют, нет иммунитета. Они практически растут в больнице, и когда вдруг такого ребенка забирают в семью – это великое счастье.
Фото: Татьяна Щур, архив проекта Больничные сироты
Подписывайтесь на ФедералПресс в Дзен.Новости , а также следите за самыми интересными новостями в канале Дзен . Все самое важное и оперативное — в telegram-канале « ФедералПресс ».
Источник: fedpress.ru