Новелла была впервые опубликована в журнале «Огонёк» (1946, № 8). Время действия – 1940 год. Место действия – село Солотча под Рязанью (ныне в черте города). О прототипе главной героини мы узнаём из повести Паустовского «Золотая роза».
Это Екатерина Ивановна Попова (Пожалостина) (1856 – 1940) – рано овдовевшая старшая дочь художника-гравёра Ивана Петровича Пожалостина, местной знаменитости. Именем Пожалостина назван областной художественный музей. «Мемориальный» дом, описанный в новелле, в 1970 г. сгорел дотла, но в 1992 г. был восстановлен и наконец стал домом-музеем.
В доме наследниц Пожалостина Паустовский снимал комнаты: здесь никто не мешал ему писать. Интересно, что кроме «блудной дочери» Насти – «красивой женщины с тонкими изломанными бровями и затуманенным взглядом» («Золотая роза») – у Е.И. Пожалостиной всё же был родной человек, безвыездно живший в том же самом доме, – её младшая сестра Александра Ивановна.
Кокишева А. К. Телеграмма. Константин Паустовский
Телеграмма
Две недели Настя занималась устройством выставки. В день открытия пришли известные художники и скульпторы – обсуждали и хвалили работы Тимофеева. Вошла курьер Даша и вручила телеграмму, смысл которой дошел до Насти не сразу. Поначалу она подумала, что это не ей, но обратный адрес, где было написано слово «Заборье», развеял сомнения. Настя нахмурилась, скомкала телеграмму, и слушала выступление Першина, который рассыпался благодарностями в ее адрес, отмечая, что в лице Анастасии Семеновны забота о человеке стала реальностью.
В рассказе Паустовского «Телеграмма» равнодушие и отзывчивость Насти стоят рядом. Отзывчивая к посторонним людям, она равнодушно отнеслась к письму матери. И казалось бы, получив телеграмму, что самый близкий и родной человек умирает, она должна была бежать к маме со всех ног, чтобы успеть, чтобы увидеть, услышать и обнять ее еще хоть раз. Но Настя скомкала телеграмму. В двух словах, пока с кафедры неслось о заботе, автор выразил жестокость, лицемерие, равнодушие дочери.
Старый художник, озабоченный задумчивым видом Насти, подошел, тронул ее за руку и поинтересовался, не телеграмма ли ее так встревожила? Настя сказал, что телеграмма от знакомой, ничего ужасного не произошло, но весь вечер ощущала на себе пронзительный и тяжелый взгляд. Кто бы это мог быть? Настя подняла глаза: на нее, усмехаясь, смотрел Гоголь.
Произведение «Телеграмма» Паустовский продолжает словами из письма Катерины Петровны: «Ненаглядная моя» – обращалась к Насте мать. Настя села на скамейку и заплакала. Она поняла, что никто и никогда не любил ее так, как мама. Тем же вечером Настя уехала в Заборье.
Литературное направление и жанр
В эпоху засилья соцреализма Паустовский не просто хранит верность реализму классическому, но и развивает его в том естественном, органичном для него направлении, которое указал зрелый Чехов и в котором в то же самое время (1940-е годы) продолжает двигаться Бунин. А самым актуальным и плодотворным для этого направления литературным жанром явилась психологическая новелла, причём Паустовский одновременно с Буниным идёт по пути ещё большей (по сравнению с поздним Чеховым) лаконизации, «новеллизации» новеллы чеховского типа. Для той разновидности русской психологической новеллы, блестящим образчиком которой и является «Телеграмма», характерны ещё большая, чем даже у Чехова, завуалированность авторской позиции и неоднозначность моральной трактовки. Их контуры открываются лишь внимательному читателю, правильно толкующему те «слова-сигналы», что связывают сюжет с исторической действительностью и с литературным контекстом, и различающему строгий композиционный каркас новеллистически сжатого текста.
«Телеграмма» Паустовского»
Тема и проблематика
Тема новеллы – пропасть между судьбами поколений «отцов» и «детей», образовавшаяся в результате Октябрьской катастрофы 1917 г. Табу в подсознании современного Паустовскому читателя не давало этому, советскому, читателю ни малейшего шанса правильно истолковать первую (на самом деле «тематическую») фразу новеллы: «Октябрь был на редкость холодный, ненастный».
Эта «на редкость» глубокая пропасть создаёт специфическую нравственную проблематику. В этой исторической действительности никто не прав и никто не виноват – и при этом виновны все. ХХ век движется с бешеным ускорением, если сравнивать с веком ХІХ, в котором «ухитрилась» так и прожить всю свою жизнь главная героиня новеллы, – и это создаёт «неудобства» в её общении с людьми ХХ века. Однако и ХХІ век оставил мало шансов «догнать» его живущим в прошлом и прошлым – и таким образом тема, открытая Паустовским, является не временной, а эпохальной.
Сюжет и композиция
«Телеграмма» — одно из ярких опровержений теории авторитетного немецкого слависта Вольфганга Казака, согласно которой «вне зависимости от длины произведения повествовательная структура Паустовского — аддитивная, «в подбор», когда эпизод следует за эпизодом; преобладает форма повествования от первого лица, от лица рассказчика-наблюдателя. Более сложные структуры с подчинением нескольких линий действия чужды прозе Паустовского». В «Телеграмме» предельно сжатый объём текста не мешает выстроить две параллельные, одновременно развивающиеся сюжетные линии – деревенскую и ленинградскую, – чтобы эффектно соединить их в финале.
Первая линия: «Катерина Петровна доживала свой век в старом доме, построенном её отцом – известным художником». Вторая: «Настя работала секретарем в Союзе художников». Объединяет их слово «художник». Не обладая художественным даром знаменитого самородка-отца, выходца из простого народа, старуха горда своей причастностью к его «мемориальному» дому. Её дочь Настя тоже не унаследовала художественного дара деда, но она, искусствовед и организатор художественной жизни, свою причастность к семейному делу понимает иначе: она помогает талантам пробиться, состояться, ведь и её собственный дед не выбился бы в люди без помощи знающих людей.
Так параллельные сюжетные линии по сути становятся контрастными. В селе Заборье не происходит ровным счётом ничего, просто угасает жизнь старухи. В Ленинграде жизнь кипит, Настя открывает и выводит в свет истинное художественное дарование – скульптора Тимофеева. О его последнем шедевре – скульптурном портрете Гоголя – она со знанием дела говорит: «Это действительно превосходно».
Однако истинное искусство неподкупно и нелицеприятно, оно выдвигает тяжкие, неподъёмные моральные требования, и это не зависит ни от творца (Тимофеева), ни от мецената (Насти). В самый момент Настиного триумфа её настигает телеграмма из Заборья: «Катя помирает». С этой скомканной телеграммой в руке она пытается продолжить свой триумф, «но чей-то взгляд, тяжёлый и пронзительный», она «всё время чувствовала на себе… с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на неё, усмехаясь».
Не выдержав взгляда Гоголя, Настя бежит на вокзал. Тем временем её мать тихо умирает в старом доме. Приехав на второй день после похорон, Настя всю ночь проплакала в пустом теперь дедовском доме и наутро, прячась от людей, уехала с чувством «непоправимой вины, невыносимой тяжести».
Персонажи рассказа «Телеграмма»
Константин Георгиевич вспоминал, что в лесном мещерском краю он создал много вещей, в том числе и рассказ «Телеграмма». Дату написания Паустовский не указал, но впервые рассказ был напечатан в восьмом номере журнала «Огонек» в 1946 году. Сюжет рассказа прост: не дождавшись приезда дочери, старая женщина умирает. Дочь, получившая телеграмму о болезни матери, добирается в далекую рязанскую деревеньку только на следующий после похорон день.
Действующие лица этой истории составляют две группы: жители села Заборья и окружение Насти. Катерина Петровна, дочка известного художника, живет после его смерти в селе Заборье в доме, им построенном. К первой группе относятся и ее односельчане: дочка соседа Манюшка, почтарь Василий, молодая учительница, сторож Тихон и старики, хоронившие Катерину Петровну.
Вторая группа лиц сосредоточена вокруг Насти, дочери Катерины Петровны, уехавшей много лет назад в Ленинград. К этой группе героев «Телеграммы» Паустовского можно отнести и скульптора Тимофеева, выставкой которого занимается Настя, и его более удачливого коллегу по цеху Першина, и старого мастера, встревоженного телеграммой, которую получила Настя.
Герои
С поразительным мастерством повествователя-новеллиста Паустовский на малой сценической площадке собрал целую толпу персонажей, дав каждому из них яркую, запоминающуюся характеристику.
Первая группа персонажей – деревенская. Это Катерина Ивановна – персонаж «мемориальный».
Она — умирающая память о никому теперь как будто и ненужном ХІХ веке.
Деревенская девчонка Манюшка, из чистой, хорошо скрываемой жалости ухаживающая за старухой, получая от неё драгоценные (для музея) подарки из ХІХ века, говорит, что «сдаст их в утиль». Если бы не она да старик-сторож (!) Тихон, знавший Катю молодой и помнящий её великого отца, давно бы «сдали в утиль» и саму старуху, которой довелось бы тихо умирать в пустом доме, ибо больше она не нужна никому, даже собственной дочери.
Жалея Катю, Тихон не только отправляет Насте «ту самую» телеграмму, но и пишет «ответ» на бланке телеграфа, который ослепшая старуха всё равно прочесть не может. Не поверив в «ответ», Катерина умирает. На похоронах её вдруг появляется молодая сельская учительница, которая «подошла к гробу, наклонилась и поцеловала Катерину Петровну в высохшую жёлтую руку». Это «заместительница» Насти, воплощённая мечта её матери о жизни вместе с дочерью. «Старухи оглядывались на неё, шептались, что вот, мол, тихая какая девушка и ей трудно будет первое время с ребятами – уж очень они в Заборье самостоятельные и озорные».
Если уж в селе «просветительский» идеал XIX века не работает, даже дети здесь уже себе на уме и не нуждаются в моральных прописях (ведь они же советские дети!), то уж у ленинградских персонажей, по мнению Катерины Петровны, «свои дела, свои непонятные интересы, своё счастье». Думая так, она прежде всего думает о Насте, которая раз в 2-3 месяца шлёт ей 200 руб. с припиской о том, что «столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо». «Художники звали её Сольвейг за русые волосы и большие холодные глаза», но внешность обманчива, ведь героиня драмы Г. Ибсена всю жизнь ждала своё счастье в лесной хижине, Настя же поступила ровно наоборот.
Открытое Настей дарование Тимофеев – «маленький, решительный, злой», и такой же изваянный им Гоголь, они два сапога пара – настоящие художники. Скульптор знает себе цену, он не любит высоких слов, о своём Гоголе говорит насмешливо: «Серьезный дядя, да?» Гоголь же, едва явившись на свет Божий, зорко высмотрел в Настиной сумочке нераспечатанное материнское письмо («Эх ты, сорока!» — будто слышит она его голос), а в момент своего выставочного триумфа – скомканную в её руке телеграмму.
В отличие от молодого Тимофеева, маститый Першин говорит много и высокопарно, но вряд ли разбирается в искусстве. Вчера он ни в грош не ставил Тимофеева, сегодня превозносит и его, и особенно Настю за её «заботу о человеке».
Наконец, персонаж, которому эпитеты заменяют имя и фамилию, — седой вспыльчивый художник. Этот чуткий пожилой человек участлив к Насте; только Гоголь и он заметили, что Настя получила какую-то телеграмму:
– Ничего неприятного? – Нет, – ответила Настя. – Это так… От одной знакомой…
А ведь не исключено, что седой вспыльчивый художник в молодости был знаком с Настиным дедом и спросил «не просто так». Здесь уже могли бы соединиться две сюжетные линии. «Мысль, брошенная старым художником, о внимании к человеку» могла бы стать шатким гуманистическим мостиком между жизнями советской и досоветской и отозваться простым вниманием к умирающей дочери классика – если бы Настя не стыдилась собственной матери, если бы морально давно уже не «сдала её в утиль».
Однако дочь живет в Ленинграде, работает секретарем. Вся в делах и заботах. Она заботиться о других, например, о скульпторе, которому помогла организовать выставку, но напрочь позабыла о матери.
Периодически о ней вспоминает, пересылает деньги, думает о ней, но в гости не едет даже тогда, когда получила письмо с материнской просьбой приезжать.
Лишь последняя телеграмма ,полученная от соседа Тихона, где говориться о последних днях ее матери, стала встряской для девушки. Она поняла, что может в любую минуту потерять родного человека, который любит ее больше всех на свете. Настя спешит к матери, но уже поздно. Старушка так и не дождалась дочь.
А ведь если бы девушка приехала на каких-то пару дней раньше, она смогла бы застать живую мать, смогла бы поговорить, попросить прощение за то, что так долго не навещала. А может, старушка была бы жива еще, если бы чаще видела свою дочь и ее не съела изнутри тоска.
Художественное своеобразие
Кроме обычной для Паустовского ключевой роли лирического пейзажа с его неизменно «щемящими» нотками, в «Телеграмме» не менее ключевую роль играют неслучайные сюжетные совпадения с классическими текстами (например, с пушкинским «Станционным смотрителем», где в точно такой же ситуации бегства дочери в Петербург все виноваты и все правы) и «слова-сигналы». Так, упоминание о «Неизвестной» И.Н. Крамского (1883) создаёт представление о том, какой была Катя в молодости. А упоминание о похоронах В. Гюго (классика хоронила «вся Франция») создаёт важную контрастную пару к тихим, безлюдным похоронам самой Кати. Правда, на самом деле Екатерина Пожалостина (прототип) могла лишь вообразить похороны Гюго по отчётам в прессе, ибо жила она с отцом в Париже не в 1880 г., когда хоронили Гюго, а в 1872 – 1874 гг., так что и тут мы имеем дело с тонким художественным приёмом.
Правда, и в «Золотой розе» Паустовский решительно утверждал: «Катерина Ивановна была на похоронах Виктора Гюго. Она рассказывала мне об этом ». Если это и впрямь было так, то в данном случае мы имеем дело с художественным приёмом, придуманным самим персонажем, – о чём автор и не подозревал!
По писателю: Паустовский Константин Георгиевич
Источник: mybagazh.ru
«Телеграмма» К. Г. Паустовского. Проблема истинной человечности в рассказе. Композиция рассказа
На данном уроке мы поговорим о рассказе Константина Георгиевича Паустовского «Телеграмма». Рассмотрим основные образы рассказа. А также выясним особенности проблематики и композиции рассказа.
В данный момент вы не можете посмотреть или раздать видеоурок ученикам
Чтобы получить доступ к этому и другим видеоурокам комплекта, вам нужно добавить его в личный кабинет.
Получите невероятные возможности
1. Откройте доступ ко всем видеоурокам комплекта.
2. Раздавайте видеоуроки в личные кабинеты ученикам.
3. Смотрите статистику просмотра видеоуроков учениками.
Получить доступ
Конспект урока ««Телеграмма» К. Г. Паустовского. Проблема истинной человечности в рассказе. Композиция рассказа»
Рассказ начинается с описания осени – холодной и ненастной. И это сразу настраивает на ожидание чего-то столь же серого, неуютного, мрачного.
Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Тесовые крыши почернели. Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи. Из них назойливо сыпался дождь.
Но если природная осень рано или поздно сменится зимой, потом весной, то осень жизни Катерины Петровны таких перемен не сулит. Женщина живёт в старом доме одна уже много лет.
Этот дом когда-то построил её отец, известный художник: «Дом был, как говорила Катерина Петровна, «мемориальный». Он находился под охраной областного музея». Однако пока им никто не интересовался. Как не интересовался и судьбой последней его обитательницы.
Соседская девочка приходит помочь по хозяйству да иногда заглядывает старик Тихон, помнящий отца Катерины Петровны. И ещё «раз в два-три месяца весёлый молодой почтарь Василий приносил Катерине Петровне перевод на двести рублей».
Эти деньги присылала женщине дочь, живущая в Ленинграде. Нет, Настя не забывала о матери – просто она «работала секретарём в Союзе художников. Работы было много. Устройство выставок, конкурсов — все это проходило через её руки».
И молодая женщина все свои силы отдавала работе. Она не знала, как ждёт её там, далеко, в своём Заборье, одинокая мать. Ждёт, целыми днями сидя на старом диване и думая о ней.
Настя совсем не жестокий, бездушный человек. Просто у неё очень много важной и ответственной работы. Ей некогда даже написать письмо – не то, чтобы приехать повидаться. Настя, в силу своей молодости и здоровья, не понимает, как трудно и одиноко старой, слабой матери. Она была в деревне три года назад.
Тогда, очевидно, мать была крепче и в помощи не нуждалась.
А её теперешней Настя не знает. Вот молодой талантливый скульптор Тимофеев – этот действительно нуждается в её помощи. Ведь он не зря жаловался «на холод в мастерской и вообще на то, что его затирают и не дают развернуться».
И Настя твёрдо обещает ему «драться вместе» за его признание, за персональную выставку.
Это, в представлении молодой женщины, и есть настоящая жизнь. А что в деревне: «Она подумала о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней».
И спрятала письмо матери в ящик стола. Как и из прежних писем, она поняла, что мать жива. Но вчитываться Настя не стала, иначе слова материнского послания насторожили бы её: «Ненаглядная моя. Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день.
Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, — смерть забыла ко мне дорогу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».
Спрятав письмо, Настя спрятала и тревогу. Чужие люди – простые, не очень грамотные, пытаются утешить Катерину Петровну нехитрым обманом. А дочь даже известие о смерти получает в суете выставки и опять читает не сразу. И только до конца осознав, что «никто её так не любил, как эта дряхлая, брошенная всеми старушка, там, в скучном Заборье», она плачет: «Мама!
Как же это могло так случиться? Ведь никого же у меня в жизни нет. Нет и не будет роднее».
Конечно, на похороны Настя не успевает. Чужие люди похоронили Катерину Петровну, чужая дочь «наклонилась и поцеловала Катерину Петровну в высохшую жёлтую руку».
А Настя, проплакав одна всю ночь в пустом доме, «уехала из Заборья крадучись, стараясь, чтобы её никто не увидел и ни о чём на расспрашивал».
Да, снять с неё «неисправимой вины, невыносимой тяжести» не сможет теперь уже никто. Но кто же в этом виноват? Даже на последний призыв матери дочь не отозвалась. Ведь Катерина Петровна никогда попусту не тревожила Настю письмами, а в этом буквально молила о приезде.
Настя помогла непризнанному скульптору. Возможно, он очень талантлив и станет известен. Но ведь его Гоголь, «насмешливо, зная её насквозь», укоряет её: «А письмо-то в сумочке нераспечатанное, — казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. — Эх ты, сорока!».
Сорока – пустая взбалмошная птица. Мы знаем, как любят сороки блестящие побрякушки, с какой жадностью они набрасываются на все сверкающее, пусть и дешёвая.
Тихон говорит Манюшке: «А ты смотри, дура, за добро плати добром, не будь пустельгой». И «пустельга» – это тоже, фактически, о Насте.
Поговорить с близким человеком, обнять – совсем не много хотела Катерина Петровна. Но близкий человек был далеко, не понимал – не хотел понять.
Своя жизнь, интересная, насыщенная, была у Насти, и некогда было ей отвлекаться на скучные деревенские разговоры, на пустые, бессодержательные, по её мнению, вечера. А когда случилось непоправимое, то нашлась и возможность приехать, и время откуда-то взялось, и заботы отступили.
Жизнь одинокой старушки даётся в сравнении с природой. Тоскливая осенняя погода, когда тучи даже не ползут, а тащатся – это та же осень в душе Катерины Петровны. Даже пастуший рожок подбадривал её летом, а теперь умолк – и ей «стало ещё труднее вставать по утрам». Вот старый клён. Его она «посадила давно, ещё девушкой-хохотушкой, а сейчас он стоял облетевший, озябший, ему некуда было уйти от этой бесприютной, ветреной ночи».
Так же, как и ей некуда идти, не у кого искать спасения от одиночества и слабости. И такое же уныние в заброшенном «мемориальном» доме: «комнаты, где застоялся горький запах нетопленных печей, пыльный «Вестник Европы», пожелтевшие чашки на столе, давно не чищенный самовар и картины на стенах».
Потемнели от времени картины, ослабела и только шёпотом может говорить женщина.
А Настя, молодая, красивая, сильная, живёт своей жизнью в большом городе.
Паустовский говорит, что у неё «большие холодные глаза». Возможно, эта молодая самостоятельная женщина и не нуждается в близких людях. Не нуждается до тех пор, пока не остаётся одна.
Так кто же человечнее: заботящаяся о талантах, но не навещающая мать Настя или же совершенно чужие старушке, но пожалевшие её Тихон и Василий?
Мы всё спешим, у нас всегда цейтнот.
Решаем то свою, то чью-то драму.
И мама понимает нас и ждёт.
Нам не хватает времени на маму.
Всегда за утром наступает вечер,
Но где-то, в неосознанных мечтах,
Мы думаем, что мама будет вечно.
А это, к сожалению, не так.
Источник: videouroki.net
О рассказе К. Паустовского Телеграмма
Низко кланяюсь тем дочерям, которые были со своими матерями до их последнего вздоха. Счастье дочери – скрасить матери последние дни её жизни, счастье любой матери – в последние минуты чувствовать рядом любящее сердце своего ребёнка.
Катерина Петровна, героиня рассказа Паустовского «Телеграмма» была лишена такого счастья. Её дочка Настя жила в Ленинграде, трудилась секретарём в Союзе художников и к матери последний раз выбиралась три года назад. Чаще не могла, потому что была поглощена заботами об устройстве труда и быта непризнанных талантов. И письма в деревню не писала по той же причине сильной занятости, но, как любящая дочь, раз в два-три месяца высылала матери по двести рублей.
Переводы Катерине Петровне приносил весёлый молодой почтарь Василий. Старушка сжимала денежные бумажки в ладошках, и ей казалось, что они пахнут её Настей. Потом долго читала и перечитывала несколько дочкиных слов на почтовом бланке. «Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо».
Катерина Петровна понимала, что «у них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, свое счастье, лучше не мешать». Но думала Катерина Петровна о дочке постоянно: все дни, тихо сидя на краешке продавленного дивана, и все ночи при слабом свете керосинового ночника.
Чувствуя нарастающую слабость, Катерина Петровна решила всё же побеспокоить дочку и написала ей коротенькое письмо: «Ненаглядная моя, зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, – смерть забыла ко мне дорогу.
Сад сохнет – совсем уж не тот, – да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».
Полученное письмо вызвало у Насти вздох облегчения, раз мать пишет, значит, жива. Читать письмо на службе было некогда, и она спрятала его в сумочку до вечера. А когда дома прочла, то сразу подумала «о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней» – и положила письмо в ящик письменного стола».
Уж лучше совершить тяжелых сто грехов,
Принять сто тяжких мук, сто обрести врагов,
Чем став ослушником, родителя обидеть,
Чем не прийти к нему в тяжелый час на зов.
/Мухаммед Бабур/
Спокойно и неторопливо идёт в рассказе описание жизни старенькой Катерины Петровны в далёком, провинциальном Заборье. Как художник нужными красками пишет картину, так Паустовский точными словами описывает промозглую осень, отражающую состояние слабеющей от старости и одиночества Катерины Петровны: холод, ветер, зябкость, голые деревья, дождь, слёзы, ни просвета, ни тепла, только надежда, что однажды дочка всё-таки приедет.
Велик талант Паустовского, который на трёх страницах изложил историю, достойную романа! Рассказ глубоко трогает и вызывает сильные чувства. Я очень хорошо понимаю Марлен Дитрих, которая, прочитав рассказ (в переводе), захотела выразить автору свою благодарность.
Она это сделала, когда приехала в 1964 году в Советский Союз: «С тех пор я чувствовала как бы некий долг — поцеловать руку писателя, который это написал. И вот — сбылось! Я счастлива, что я успела это сделать. Спасибо вам всем — и спасибо России!»
Заботилась о Катерине Петровне соседская девчонка Манюшка, да изредка заходил сторож Тихон. Он помогал по хозяйству и, уходя, каждый раз останавливался в дверях и спрашивал:
– Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?
Катерина Петровна не отвечала (и так ясно), и Тихон, потоптавшись у двери, уходил. А Катерина Петровна начинала тихонько плакать.
Её дочка Настя не была бездушной дочерью, она искренне любила свою мать, но у неё были более неотложные дела, например, надо было «пробить» выставку талантливого скульптора Тимофеева. Две недели Настя занималась этим делом, и выставка всё-таки состоялась. Присутствующие хвалили талантливого Тимофеева, и много говорили о Настиной чуткости, неравнодушии, о её заботе и помощи нуждающимся художникам.
Когда Катерина Петровна слегла, Тихон послал Насте телеграмму: «Катя помирает. Тихон».
Настя в этот момент присутствовала на выставке, где чествовали молодого скульптора и хорошо отзывались о ней самой.
Она не сразу поняла, кто такая Катя и кто такой Тихон, а когда поняла, выбежала на улицу, и села на припорошенную снегом скамейку. Вспомнила о полученном письме и слова из него: «Ненаглядная моя! Ненаглядная.»
И ясно осознала, что «никто ее так не любил, как эта дряхлая, брошенная всеми старушка, там, в скучном Заборье». В тот же вечер Настя выехала к матери, но на похороны не успела.
«Она застала свежий могильный холм на кладбище – земля на нем смерзлась комками – и холодную темную комнату Катерины Петровны, из которой, казалось, жизнь ушла давным-давно. В этой комнате Настя проплакала всю ночь».
Мне очень жаль Катерину Петровну. Ослабшая от старости и печали, но полная материнской любви, она поддерживала тлеющую жизнь надеждой о встрече с дочерью. Когда надежда истаяла, Катерина Петровна умерла. Манюшка, добрая и беззаветная детская душа, шесть суток не отходила от неё, даже спала, не раздеваясь, здесь же на продавленном диване.
– Не дождалась, – пробормотал Тихон. – Эх, горе ее горькое, страданье неписаное! А ты смотри, дура, – сказал он сердито Манюшке, – за добро плати добром, не будь пустельгой…
Но ещё больше мне жаль Настю. Я ничуть её не осуждаю её, наоборот, испытываю к ней сильное сочувствие. Настя не была равнодушной дочерью, она просто верила, что мать, присутствовавшая в её жизни с рождения, так и останется вечной принадлежностью её, Настиного, существования. Она была отзывчивой по природе и считала, что надо помогать всем, кто просит помощи, например, скульптору Тимофееву, а мать . она же ничего не просит, значит, может подождать. Но — каждое письмо от матери было для неё безмолвным укором.
Рассказ «Телеграмма» заканчивается словами: «Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести».
Помню, в 90-х годах по телевизору (в качестве эксперимента) прошла социальная реклама «Позвоните родителям». Я уверена, что реклама во многих пробудила желание срочно позвонить родителям. Очень нужная реклама, говорящая о том, что проблема отношений отцов и детей существует, и будет существовать, пока люди будут думать только о себе. А ведь так легко набрать номер и сказать «мам-пап, привет, как вы там?», особенно в эпоху мобильных телефонов. Родителям многого не надо, главное для них – знать, что их любят, о них помнят, и что с детьми всё хорошо.
Ведь находила Настя время сходить на почту и отослать перевод? Значит, могла бы выкроить хоть раз в неделю время, чтобы написать письмо – неважно о чём, обо всё, что придёт в голову . Старушка жила бы этими письмами, читала бы, перечитывала, и её сердце согревалось от мысли, что она нужна своей ненаглядной дочке! Возможно, эти письма продлили бы ей жизнь!
Любовь к родителям — основа всех добродетелей /Цицерон/.
Да, мне жаль Настю, впереди у неё целая жизнь, но как она будет её жить с ощущением «непоправимой вины и невыносимой тяжести»? Помогая чужим людям, она укоротила жизнь той, которая беззаветно её любила! Нельзя ничего откладывать на потом, в жизни нет ничего вечного! И мама тем более не вечна.
Некоторые люди считают, что родители всего лишь дали им жизнь, поэтому большего ждать от детей не должны. А чувство вины успокаивают денежными переводами. Но деньги не эквивалент доброты и чуткости, они просто бумажки, нужные для физического мира, но бесполезные для мира духовности. Дети, нарушающие пятую Божью заповедь «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле», не бывают счастливыми, в каком бы материальном достатке они не жили.
Есть Божий суд, он ждёт, он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед. /Лермонтов/
В рассказе упоминается скульптура Гоголя , выполненная ваятелем Тимофеевым. Гоголь здесь выступает в роли Настиной совести:
1. Чей-то взгляд, тяжелый и пронзительный, Настя все время чувствовала на себе и боялась поднять голову. «Кто бы это мог быть? – подумала она. – Неужели кто-нибудь догадался? Как глупо. Опять расходились нервы».
2. Насмешливо, зная ее насквозь, смотрел на нее остроносый сутулый человек. Настя видела, как на его виске бьется тонкая склеротическая жилка. «А письмо-то в сумочке нераспечатанное, – казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. – Эх ты, сорока!»
3. Она с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на нее, усмехаясь. На его виске как будто тяжело билась тонкая склеротическая жилка. Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: – «Эх, ты!»
Читая в рассказе описание Гоголя, я подумала, что он похож на скульптурный портрет Гоголя работы Н. Андреева, который Константин Георгиевич Паустовский наверняка видел.
Источник: proza.ru