10 тысяч рублей за выброшенную пластиковую бутылку из автомобиля. С этого года использовать окно в машине в качестве мусоропровода обойдется водителям в копеечку. В Бурятии уже поймали одного такого нарушителя. Как именно это сделали?
Владелица видеорегистратора, кажется, озвучила мысль многих. Она сняла видео в июле и сразу переслала кадры, куда нужно. Вне природных законов нарушитель находился почти 2 месяца. Столько времени потребовалось специалистам, чтобы найти его и признать виновным.
Денис Быков, заместитель руководителя Бурприроднадзора: Под тяжестью добытых доказательств нарушитель признал свою вину. По итогам рассмотрения дела Бурприроднадзором, гражданин признан виновным. Ему назначено наказание в виде административного штрафа в размере 10 тысяч рублей.
Штраф за выброс мусора из окна легкового автомобиля — до 15 тысяч рублей, и это только физическим лицам. Юрлицу подобная выходка может обойтись в 50 тысяч. Столько же спросят и с водителей грузовиков. Если же они представляют какую-либо организацию, платить придется втрое больше. Повторное нарушение может стоить им самой машины — её конфискуют.
Доход с монетизации контента на Ютубе канала Ольга 1972 года
Денис Быков, заместитель руководителя Бурприроднадзора: У многих есть видеорегистраторы, не говоря уже о смартфонах. Когда вы видите, как выбрасывается мусор из машины, не проезжайте мимо — зафиксируйте и сообщите нам о загрязнении природы.
Важное замечание от надзорных органов: фиксировать нарушение лучше на видео. Фотографии во время разбирательств можно будет оспорить, а вот материал с регистратора нет. Искать злоумышленников будут по госномерам автомобилей. Если вы засняли такой случай, кадры можно прислать на почту [email protected] или сообщить о нарушении по номеру 44-44-97.
Источник: arigus.tv
Как живут Ольга Скабеева и Евгений Попов с шоу «60 минут», которые получают 1 млн в месяц
Ни в соцсетях, ни в жизни супруги не выглядят как миллионеры.
Они начинали с простых репортажей про газированную воду и алкотестеры. А теперь считаются лучшими, получают престижные номинации в области журналистики и познали все прелести роскоши. При этом еще и остались женаты. Мы раскроем подробности семейной жизни ведущих программы «60 минут» Ольги Скабеевой и Евгения Попова.
Курс по когнитивной психологии
Ты узнаешь, как избавиться от мыслей в голове, которые портят жизнь. Увидишь, как помочь себе при стрессе, тревоге и беспокойстве. Научишься понимать свои эмоции и чувства. Найдешь путь к душевному спокойствию.
Сколько зарабатывает Ольга 1972 года на Youtube
Встретились два разных полюса
Ольга и Евгений познакомились в 2013 году. Оба уже были достаточно известными репортерами, вот только знали друг друга лишь заочно. Личная встреча состоялась в Нью-Йорке. Там же через год влюбленные организовали свадьбу. Дату они не особо помнят, потому что торжество дважды переносилось.
Ольга на тот момент находилась в длительной командировке в Брюсселе, а Евгений как раз в Нью-Йорке. Пара общалась преимущественно по скайпу и особенность работы мешала им пожениться. Даже в день церемонии Евгения попросили сделать сюжет для телеканала и влюбленные отправились регистрировать свои отношения только, когда жених закончил работу.
Торжество получилось скромным, но запоминающимся. Консульство находилось рядом с местом жительства Евгения. После росписи молодые выпили шампанского и отправились гулять, где по пути спасли голубя. Птица испачкалась в мазуте и запуталась в сетке.
«На работе все удивились. Никто не знал. Но сейчас уже все привыкли», — вспоминает Ольга.
В январе 2014 года в семье произошло пополнение. На свет появился сын Захар. И его рождение изменило буквально все в жизни супругов.
Чета признает, что они так и остались совершенно непохожими друг на друга. У них разные увлечения, привычки, мнения. Порой кажется, что кроме сына и работы их ничего не связывает, но им все равно хорошо вместе.
«Мы настолько разные, что нам невозможно было не соединиться», — говорит Евгений.
Оберегают личное счастье
Подробности личной жизни знаменитые супруги сознательно не раскрывают. Они и так ежедневно находятся на виду у всей страны. В последнее время чета намного реже стала делиться снимками в соцсетях. А в интервью все чаще обсуждают только работу.
Разумно распоряжаются миллионными доходами
В личных аккаунтах Ольги и Евгения сложно найти признаки роскошной жизни. Они редко делятся снимками с отдыха и не выкладывают селфи из дорогих машин. Хотя супруги могут себе позволить и обеды в лучших ресторанах мира, и отпуск на курортах класса люкс, и автопарк из эксклюзивных моделей. Ведь по данным ФБК заработок у супругов немаленький.
Он формируется из поступлений от телеканала «Россия» и головного холдинга ВГТРК. Так, Ольга Скабеева получает 12,8 миллионов рублей в год. А ее супруг Евгений Попов немногим больше — 12,9 миллионов. Дополнительной коммерческой деятельности у четы нет. Они целиком и полностью погружены в телевидение.
Однако несмотря на частые командировки и нескончаемые эфиры супруги успевают грамотно распорядиться заработанным. У них есть две квартиры в Москве, одна находится в жилом комплексе ВТБ Арена Парк. Это просторное помещение в 170 квадратных метров, в ней 3 спальни и 4 санузла. Но особая ценность этого жилья — близкое расположение к ВГТРК и прекрасный вид на парк.
Вторая квартира тоже в столице. Ее площадь чуть меньше — 105 квадратных метров. Еще у пары есть нежилая недвижимость с площадью 180 квадратов и отдельным входом. Все вместе это оценивается в 305 миллионов рублей.
Что же касается машин, то известно — в 2015 году Ольга Скабеева и Евгений Попов стали обладателями солидного авто Mercedes GLK. Его стоимость на тот момент варьировалась в районе 2 миллионов рублей. И хотя супруги добираются на работу и с работы вместе, есть данные, что в их семье несколько автомобилей. Предпочтение было отдано в пользу BMW.
Кажется, для пары, которая уверенно говорит о своей непохожести, они неплохо справляются. Чета построила прекрасную карьеру, вместе растит сына и грамотно распоряжается финансами.
Источник: femmie.ru
Николай Долгополов: 50 лет журналистской деятельности
Накануне полувекового юбилея в профессии беседуем с Николаем Михайловичем.
21:2120.09.2023
Накануне полувекового юбилея в профессии беседуем с Николаем Михайловичем Долгополовым в его кабинете замглавреда «Российской газеты».
Начнем с актуального. У вас недавно вышла книга «Легендарные разведчики-3». Ожидать ли читателям 4-го, 5-го и так далее томов?
— Вышло переиздание. А сейчас я готовлю «Легендарные разведчики-4», сделано где-то две трети. Постараюсь в этом году сдать в «Молодую гвардию», где выходят все мои книги. Ну, а когда появится эта — наверное, в феврале-марте. Моя мечта – закончить этот четвертый том.
Там много хороших людей и много новых персонажей, о которых никто пока не писал.
Как и когда вы пришли к жизнеописанию судеб гениев разведки?
— Никакого отношения к разведке не имел. В конце 1992-го вернулся из Франции после пяти с лишнем лет командировки. А эти пять были переломными в судьбе страны. Я неплохо разбирался в международной политике, спортивной теме, а в остальном – здорово отстал. Уезжал из одной страны – приехал в другую.
Меня вызвал главред «Комсомолки», и сказал, что надо побыстрее вписываться в российскую действительность: «Вот сейчас звонил академик Евгений Примаков. Он хочет, что у нас был постоянный корреспондент в пресс-бюро Службы внешней разведки России. А ты подходишь по всем критериям, которые озвучил Евгений Максимович.
Мужчина; человек, который знает минимум два, а лучше три языка; журналист, который бывал за границей, и четвертое – чтобы никаким боком не был связан с разведкой». На эту тему тогда писали мало. Я пришел в пресс-бюро и мы начали нашу работу. Это было в июне 1993 года. А 11 июля исполнялось 90 лет со дня рождения разведчика Абеля.
И я с помощью ребят из пресс-бюро написал о нем нечто новое.
«Историк спецслужб» — так вас многие называют, и писатель-документалист – в чем принципиальная разница, и что общего? Или это одно и то же, только разными буквами?
— Я не вижу никакой разницы. Историк – это, в определенной степени, и писатель. А если меня так называют люди, то мне это даже лестно. Сам я этого титула себе не присваивал. Да, я писатель – у меня около трех десятков книг.
И две трети из них посвящены разведчикам, в основном — нелегалам. До этого писал книги о спорте.
Какие чувства были, и как это на практике происходило – первое соприкосновение с СВР?
— Я всегда люблю встречаться с людьми, а не писать о них по документах. Когда меня попросили написать об Абела – вынесли огромную стопку бумаг. Читал, листал всю ночь. И был в ужасе. Вернул папки, и предложил работать по-другому.
Написал список людей, с которыми хотел встретиться. Некоторые пункты, я это понимал, были невыполнимы. Решить это все мог только директор СВР Примаков. Ему и передали письмо. Через два дня я снова в пресс-бюро: рукой директора вычеркнуто всего три пункта, а в остальном – «помочь и оказать содействие». И потихоньку мы начали эту программу выполнять.
Что касается Абеля — на это ушло 17 лет. Сначала вышло три больших материала, в которых его соратники и дочка рассказывали об Абеле. Я думал, что это много, а потом оказалось, что только первый пласт. Встречаться с разведчиками еще более профессиональными в этой области, часто засекреченными. Разговаривал с «учеником Абеля», как он себя называл — в книге он без имени.
И только потом настало время документов. Все люди, которые знали Абеля потихоньку уходили: дочь Эвелина, его начальник, друг Абеля, ушел связник. Книга выдержала пять или шесть изданий и называлась боле правдиво «Абель-Фишер». А первую — «Правда полковника Абеля», я выпустил за свой счет. Пошел в церковное издательство «Весть», они благословили – книга разошлась мгновенно.
Моя жена и сын разносили ее тогда по книжным магазинам. А потом позвонил легендарный человек, историк разведки – будущий Герой России, атомный разведчик Владимир Барковский. Мы встретились и начали работать. Владимир Борисович объяснил, что мне надо более глубоко вникать в тонкости атомной разведки.
Каждое воскресенье в определенное время я встречал его возле своего дома, мы подымались в квартиру и он мне рассказывал, втолковывал, приводил детали. Конечно же, в определенных рамках. Я писал новые главы, показывал Барковскому.
В первой книге об Абеле я сделал несколько ошибок: похоронил, сославшись на чьи-то слова, связника Абеля – а он был жив, перепутал пару фамилий, и допустил некоторые перестановки во времени. А вот после бесед с Барковским таких ошибок не допускал. Надежнее, чтобы все материалы, которые пишутся на эту тему, смотрел профессионал. Книга «Абель – Фишер» вышла в 2010 году в ЖЗЛ.
Такого успеха никто не ожидал. Покойный ныне директор издательства Валентин Федорович Юркин, говорил, что она была продана за три дня. Ее переиздавали, выпустили двухсерийный фильм на Первом канале.
Стал я общаться с приемной дочерью Абеля – Лидией Борисовной Боярской, ее все звали Лидушкой. Очень немолодая женщина, вся в боевых орденах. Их она получила в 18-20, когда служила радисткой на морском флоте во время Великой Отечественной. Прекрасный человек, с которым мы долгие годы дружили. Приходили к ней с моей женой, разбирали архивы Абеля.
И здесь это были действительно ЕГО архивы, тут уж никакого Интернета. Были письма из тюрьмы в Атланте, да и почти все письма жене, дочерям, начиная с конца 20-х годов прошлого века. Мы выбирали те, что можно было публиковать. Вот тогда я и понял, что такое архивная работа. У меня было много вопросов, и Лидия Борисовна мне письменно на них отвечала, а это – огромный труд. «Я хочу, чтобы вышла хорошая книжка», — говорила она.
У вас около двух десятков книг о разведчиках-нелегалах. Есть ли какой то «шаблон», извините за лексикон, при написании очередного тома?
— Такого нет. Судьбы настолько разные, они никогда не схожи. Может, единственное, что их объединяет – те герои, о которых я писал – Герои Советского Союза, России, в основном, — нелегалы. Они приходили в разведку по так называемому «комсомольскому набору» в 38-39 годы прошлого века. К Абелю это не относилось.
В остальном – все у всех складывалось по-разному, потому никаких «шаблонов» быть не могло.
Филби и Абель – что у них общего и чем они кардинально разнятся?
— Это вопрос на два тома. О Филби мы пишем как о советском, а теперь отечественном разведчике, который дал клятву служить СССР и его разведке. Филби работал сам, он шел «своим путем». Абель его знал, до войны они вместе работали, но никакой любви между ними, как говорится по-английски, не было. Очень уж разные. Филби – аристократ, человек светский. Абель педант, относительно замкнутый.
У них все разное — воспитание, взгляды на жизнь, задачи. Они принесли огромную пользу стране, работая совершенно по-разному. Этих двух великих разведчиков нельзя сравнивать. У Абеля были свои методы, только ему свойственные приемы. Он был безумно силен в технике, чего нельзя сказать о Филби.
Но Филби, зато обладал связями в аристократическом обществе, которые му очень сильно помогали.
Вы всегда пишите один (если я правильно изучил матчасть) – это принципиальная позиция, или так сложилось?
— Несколько книг о спорте написал вместе с другом – покойным ныне Геннадием Швецом. А вот книги о разведчиках… Не представляю, что мог бы писать их с кем-то. Это очень длительный процесс. С Геной — отличным журналистом и талантливым писателем, мы работали в тандеме. Легкость общения, отличное взаимопонимание, никогда не обижались на случавшиеся ошибки.
И писали мы о спорте, что в геометрически разы легче, чем о разведке. У нас неплохо выходило, но Гену я подвел. Мне приходилось уезжать в длительные командировки, и Геннадий писал уже без меня.
Многих из ваших книг уже не купить. В нескольких предложениях – для чего и для кого вы выпускаете тома про разведчиков?
— Я пишу для одного человека – это Читатель с большой буквы. Я часто встречаюсь с ним, хотя, иногда, это и утомительно. Мой Читатель – мужчина среднего достатка, раньше ему было лет за сорок. А сейчас он очень помолодел, я это вижу по залу на встречах. На совсем недавней были в основном молодые люди, и 300 книг разошлись за час. Это я воспринимаю, как подарок для себя.
Сейчас на презентациях очень много женщин. Была одна маленькая девочка, ее приводила мама и сидели они всегда на первом ряду – девочка ногами не доставал до пола. И книги я подписывал именно девочке, а не ее маме. Она все время ходила, ходила, взрослела, стала девушкой, а потом исчезла. Но однажды пришла и рассказала, что поступила в университет, и поблагодарила за книги.
При поступлении, иногда, люди отвечая на вопрос, что вас привело в Краснознаменное училище имени Юрия Андропова, отвечают – книги о Вартаняне (Николай Долгополов «Гевор Вартанян» издательство «Молодая гвардия» — прим. автора).
Теперь от разведки к карьере. У вас за плечами «Комсомольская правда», «Труд» и «Российская газета». В чем принципиальное отличие журналистики тогда и сейчас?
— В октябре, или ноябре, исполняется ровно 50 лет, как я в журналистике. Сейчас журналист гораздо быстрее, чем тогда. У него нет времени, к большому моему сожалению, на то, чтобы долго взвешивать — надо писать или не надо? У него очень мало времени на проверку материала. Увы, совершенно нереально, чтобы он с кем-то советовался и показывал материал перед публикацией.
В «Комсомолке», где я проработал 22 года, было хорошее правило – ходить к мэтрам журналистики. И они читали, смотрели. Мне подсказывал Песков (Василий Михайлович Песков – легендарный журналист «КП», прим. автора). У меня был гениальный, я это подчеркивая, учитель Александр Шумский – он отчеты свои писал в стихах. Отчет по борьбе самбо в стихах, представляете!
А сейчас у журналистов есть фантастическая техника, есть возможность быстро ознакомиться с тем, что уже было написано. Появилось ь новое качество, которого не было раньше, теперь все знают английский. И это помогаете не только общаться, но и понимать и видеть, что происходит – если ты находишься там, за рубежом.
В этом большое преимущество, а еще приходящие на смену «бьют» нас по оперативности. Сейчас журналисты пишут быстрее, я не говорю лучше, но быстрее, чем мы. Сейчас огромная конкуренция, раньше спортивных журналистов было мало, и все мы друг друга знали.
Помните ли вы свой первый репортаж, я так понимаю, он был спортивный?
— Первый был не спортивный. Отец у меня — один из основателей «Комсомолки», потом знаменитый журналист «Известий». Я видел, как трудна и неблагодарна эта работа, и решил, что никогда не буду журналистом. Мама моя — тоже журналистом, это были такие муки. И когда поехал в Иран отрабатывать свой диплом ИНЯЗа, понял – переводчик зарабатывает в пять раз больше.
И молодой парень, отработав там, может себе купить квартиру, машину, и еще лет пять жить безбедно, где-то работая. Но это скучно! И в Иране я начал писать. Первые свои статьи посылал почтой в журнал «Азия и Африка сегодня» — естественно, про Иран, где работал.
А первый настоящий спортивный материал, благодаря которому взяли в «Комсомолку» — беседа с Вячеславом Старшиновым (советский хоккеист, двукратный Олимпийский чемпион, 9-кратный чемпион мира – прим. автора). Спасибо, что он со мной, полным новичком, подробно поговорил. До этого писал в «КП» больше года, но меня не брали. А когда по совету моего друга Владимира Снегирева, тогда завотделом спорта «Комсомолки» встретился со Старшиновым, Володя пошел со статьей к Игнатенко (Виталий Никитич — первый заместитель главного редактора «КП», прим. автора). Тот прочитал и меня взяли в газету.
Командировки в Иран и на Чернобыльскую АЭС – с высоты прожитых лет – это «закалка» пера или журналистского духа?
— Иран – это жизненная закалка, очень полезная, там было очень тяжело, да я еще и мальчишкой был совсем. Через две недели после окончания институту уехал.. Правда, начиная с третьего курса, учась на дневном, я все время работал переводчиком, Это было полезнее, чем учеба. Ведь работал с носителями языка. А вв Иране с грехом пополам я выучил фарси и создал материальную базу.
У нас была грандиозная для начала 70-х годов зарплата — 149 долларов!
А Чернобыль это уже осознанная история. С 1981 года я был уже членом редколлегии «Комсомолки», секретарем парторганизации. Мы поговорили с главредом Геннадием Николаевичем Селезневым и решили, что если разрешат, то должен ехать я. Кроме спортивного отдела у меня был и военно-патриотический. Я не понимал, куда я еду, представить даже не мог, что это такое.
И никто не знал, кроме одного человека – Владимира Степановича Губарева, благодаря которому я сейчас и разговариваю с вами. Он взял надо мной шефство, объяснял и рассказывал, что можно и чего нельзя. Именно благодаря ему я сейчас и жив.
Должна ли оставаться бумажная газета сейчас, когда все компьютеризировано, и если да, то для чего?
— Бумажная газета должна оставаться для того, чтобы мы не потеряли остатки нашей интеллигентности.
Кликабельность и чтение только заголовков – это путь в никуда, или таково требование времени?
И немного о спорте. Как члену Президиума федерации фигурного катания – почему так много скандалов в последние пару-тройку лет в этом виде спорта?
— Я не считаю, что много скандалов. Ситуация такая, что во всех видах спорта бывают эпизоды, которые привлекают повешенное внимание. Например, в самом популярном виде – футболе, и второй по популярности и первый по смотрибельности в телевизионном эфире – фигурном катании. И «происшествия» в них привлекают очень много внимания.
А в отсутствии каких то других талантов можно набрать много кликов, если ты это раздуваешь. Скандал – Дзюба там что-то сделал! А переходы в фигурном катании так переходы происходят во всем мире. Я не считаю это скандалом.
Тутберидзе – это гений тренерской мысли или «машина» по производству чемпионок?
— Тутберидзе – хорошо образованный тренер-гений. Я бы даже сказал больше – это тренер-гений тире Революционер!
Что не так с российской легкой атлетикой – вы член Пресс-комиссии Международной ассоциации легкоатлетических федераций – только ли в допинге и Валентине Васильевиче Балахничеве дело?
— Короткий пример. В 2015 году незадолго до исключения федерации, в сентябре проводится закрытое тайное голосование среди журналистов мира, пишущих о легкой атлетике. И при тайном голосовании я занял второе место. И Себастьян Коу (президент IAAF – прим. автора) прислал мне официальное приглашение. У нас были хорошие отношения.
Но через три дня пришло другое письмо – «К сожалению, по понятным вам причинам»…тогда, еще довольно вежливо. Но потом Коу стал проявлять себя как фантастический русофоб. Я считаю, что огромное количество наших бед в том, что эту международную федерацию возглавляет лорд Коу, которого я знал десятки лет, начиная с 1980 года.
А ведь он олимпийский чемпион, не глупый человек, я бы сказал – умный. Одна беда – русофоб. И я думаю, что он будет следующим президентом Международного олимпийского комитета. На мой взгляд, вопрос почти решенный. Бах (нынешний Президент МОКа – прим. автора) уходит, и мир не видит другого претендента.
Он лорд, хотя из очень простой семьи, попадает в струю, он профи и он русофоб – все слилось. А еще и англосакс.
С 2001 года вы вице-президент АИПСа – сейчас все на «заморозке», или сотрудничаете с Международной Ассоциацией спортивной прессы?
— С 1997 года – я член Исполкома этой ассоциации. После того, как Россия заняла место СССР во всех международных институтах – в АИПСе с нами первых 3-4 года просто не разговаривали. Потихонечку мы завоевали авторитет. Это был покойный Масленников Игорь, покойный Лев Россошик. А в 2001 году меня избрали в Торонто вице-президентом – и я им был до 24 февраля 2022 года.
25 февраля 22-го было получено ассоциацией письмо представителя Латвии с вопросом, почему я до сих пор вице-президент. Тайным голосованием, я в это время отключился от ЗУМА, проголосовали единогласно – 16 человек за то, чтобы я оставался. Но затем мне позвонил наш президент Джани Мерло, и сообщил, что два десятка стран требуют исключения России.
Я предложил вариант, при котором сам ухожу с поста, а Россия остается в АИПС. Мой уход удовлетворил, и Россию из АИПСа никто не исключал. Нам присылают все документы, мы им отвечаем, успели принять 68 новых членов ассоциации. Я считаю, что выходить из АИПС не нужно.
Президент АИПС был «над схваткой», и это сыграло за нас. «Горячие головы» требовали исключения, но этот вопрос не был включен даже в повестку дня Конгресса АИПС. Одним из главных доводов Мерло, было то, что это неправильно, когда одни журналисты исключают других, не давая им работать.
Вы освещали 13 Олимпиад. Писать о спортсменах-героях Олимпа или о гениях разведки – это разные профессии?
— Это одна и та же профессия, только разные герои.
И что там с Олимпийскими Играми 2024 – будут ли участвовать российские спортсмены, и в каком статусе?
— Надо тщательно все это взвешивать. Но те условия, которые сейчас прилагают – они унизительны. Мы представители большой державы – это раз. Мы представители большой спортивной державы – это два. Третье – у нас великолепные спортсмены. И главное – мы не принадлежим ни к какой команде «беженцев».
Мы не должны ползать на коленках. Ни в коем случае!
Фото – из личного архива Николая Долгополова
Источник: stadium.ru