Они были совершенно разными, Анна Ахматова и Фаина Раневская. Утончённая, внешне холодная поэтесса снискала репутацию Снежной королевы. Актриса же была очень темпераментна, остра на язык и иронична до горечи. И всё же Анну Ахматову и Фаину Раневскую связывала крепкая и очень трогательная дружба. Они могли говорить часами, а в отдалении друг от друга активно переписывались.
Но в 1946 году эта переписка оборвалась по инициативе Анны Ахматовой.
Легенда и реальность
Фаина Раневская в молодости. / Фото: www.fotoload.ru
Как известно, Фаина Георгиевна обладала феноменальной способностью приукрашивать события так мастерски, словно всё, о чём она говорит, и есть настоящая правда. Хотя за основу всегда бралось реальное событие. Вот и повествование актрисы об истории её знакомства с Анной Ахматовой неоднократно подвергалось сомнению. Сама поэтесса никогда не рассказывала о том, как познакомилась с актрисой, поэтому обратимся именно к той версии, которую предлагала Фаина Раневская.
Афоризмы Фаины Раневской
Она познакомилась с творчеством Анны Ахматовой ещё в ранней юности, когда жила в Таганроге. Стихи настолько впечатлили Фаину Раневскую, что она отправилась в Петербург, чтобы найти Анну Ахматову и лично поблагодарить её за пережитые эмоции. Она нашла адрес поэтессы и почти без тени сомнения позвонила в её дверь.
Анна Ахматова. / Фото: www.stihi.ru
Когда же Анна Андреевна отворила, Фаина Георгиевна сразу же огорошила её признанием: «Вы – мой поэт!» И только после этого извинилась за своё вероломство. Анна Ахматова пригласила пылкую поклонницу в дом, и с того самого времени, по словам Фаины Раневской, началась их дружба, продлившаяся очень много лет.
Правда, по-настоящему они сблизились во время войны, когда обе оказались в эвакуации в Ташкенте. Ахматова прибыла сюда вслед за своей подругой Лидией Чуковской, а Раневская приехала вместе с семьёй Павлы Вульф, которая была самой близкой подругой актрисы.
Фаина Раневская. / Фото: www.wikiquote.org
Фаина Георгиевна впервые пришла навестить Анну Андреевну в Ташкенте и ужаснулась тому, как холодно и сыро в комнате поэтессы. Актриса тут же представила себя принцессой де Ламбаль, служившей Марии-Антуанетте Лотарингской и казнённой за преданность своей королеве. Королевой в этом случае была, конечно, Анна Ахматова.
Раневская смогла раздобыть дрова, затем сварила картошку и пообещала всегда заботиться о подруге. Обещание она своё сдержала и, когда Анна Андреевна в 1942 заболела, Раневская очень трогательно за ней ухаживала: готовила еду, кормила с ложечки, следила за выполнением процедур и не давала пасть духом.
Анна Ахматова. / Фото: www.elchik.com
Лидия Чуковская была недовольна дружбой Анны Ахматовой с актрисой, да и вообще в окружении поэтессы взаимоотношения её с Раневской почти осуждались, а саму актрису считали вовсе неподходящей компанией для возвышенной и тонко чувствующей Ахматовой. Лидия Чуковская не скрывала своего отношения к Раневской, и тогда поэтесса попросила подругу не приходить в то время, когда у неё находится Фаина Георгиевна.
Долгая дружба
Анна Ахматова. / Фото: www.interesnyefakty.org
Из эвакуации Фаина Раневская уехала весной 1943 года, Анна Ахматова возвратилась спустя год. Подруги переписывались весь этот год и продолжили её после. Фаина Раневская всегда ждала ответов на свои письма, отправленные Анне Ахматовой в Ленинград. И получала их до 1946 года.
Сохранившаяся в архиве телеграмма Ахматовой, адресованная Раневской. / Фото: www.7days.ru
Несмотря на очень тёплые отношения, они называли друг друга исключительно на «вы». При встречах много гуляли, обсуждали творчество любимых авторов. Фаина Раневская, как только речь заходила об обожаемом ею Пушкине, сразу вся обращалась в слух, не желая упустить ни словечка из того, что говорила Ахматова о поэте. Позже актриса не раз пожалеет о том, что не записывала дословно всего, о чём рассказывала Ахматова. Она бережно хранила письма от подруги, но однажды всякие послания из Ленинграда приходить перестали.
Анна Ахматова. / Фото: www.rostves.info
1946-й год был очень сложным, можно сказать, переломным в жизни Анны Ахматовой. В прессе то и дело выходили статьи о ней, порицающие, осуждающие, обвиняющие. Анну Андреевну исключили из Союза писателей, а сама поэтесса перестала доверять письмам и телеграммам, зная, насколько эфемерным понятием в то время являлась тайна переписки. С 1947 года в архиве поэтессы были только деловые записи, ничего, что касалось бы лично Ахматовой, её друзей и знакомых. Не доверяла она и телефонным разговорам, предпочитая общаться исключительно по делу, коротко выражая своё согласие или несогласие с собеседником.
Фаина Раневская. / Фото: www.mylove.ru
Фаина Георгиевна относилась к этому со всем возможным пониманием и уважением. Прерванная переписка никак не повлияла на взаимоотношения между актрисой и поэтессой, просто заставила откладывать все разговоры до момента личной встречи.
Анна Ахматова. / Фото: www.russiainphoto.ru
Актриса восхищалась не только поэтическим даром Анны Ахматовой, но и её человеческими качествами. В своих воспоминаниям Фаина Георгиевна напишет о том, что никогда не видела Ахматову в слезах или в отчаянии. Она стоически переносила любые испытания и невзгоды.
Лишь дважды актриса застала Анну Андреевну безудержно рыдающей. В первый раз она получила известие о том, что умерла первая жена её мужа. А во второй – пришла открытка от сына поэтессы из отдалённых мест. О сыне тосковала Ахматова до последних своих дней, сожалея бесконечно о том, что он не хочет её знать и видеть…
Фаина Раневская. / Фото: www.fotoload.ru
В 1961 году Фаина Раневская потеряла свою ближайшую подругу Павлу Вульф. Уход её актриса переживала крайне тяжело и даже спрашивала сама себя, как это она не умирает от горя. А через пять лет не стало и Анны Ахматовой. Фаина Георгиевна не нашла в себе сил поехать на похороны. Она была просто не в силах увидеть её мёртвой.
Когда у Фаины Раневской спрашивали, почему она не пишет об Ахматовой, ведь они дружили, актриса отвечала: «Не пишу, потому что очень люблю её».
Фаина Раневская прославилась не только благодаря несомненному актерскому таланту, но и неординарному чувству юмора, из-за чего ее имя часто вспоминают в контексте анекдотичных ситуаций, в которые она часто попадала, а нередко и сама их провоцировала. Но на самом деле ее жизнь давала мало поводов для смеха: отведенные ей 87 лет она провела почти в полном одиночестве, и причину этого видела в себе.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Источник: kulturologia.ru
Фаина Раневская: неизвестная переписка с Любовью Орловой и Анной Ахматовой
В письмах самым близким своим подругам актриса делится тем, что никогда бы не осмелилась произнести публично.
Подготовила Анжелика Пахомова
01 Октября 2015
Фаина Раневская, 1967 г.
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО
Переписка для Раневской — главная связь с миром, ведь она была одинока, жила одна. И самыми близкими для нее людьми всегда оставались ее друзья, с которыми Фаина Георгиевна делилась своими горестями и радостями именно в письмах. Тем ценнее архив актрисы, хранящийся в Российском государственном архиве литературы и искусства: в нем немало писем и коротких записочек Раневской своим адресатам и, наоборот, от них — ей.
Одна из ее близких подруг — писательница Татьяна Львовна Щепкина-Куперник (когда-то дружившая еще с Чеховым и мечтавшая выйти за него замуж), с которой Раневская сблизилась в немолодые уже годы. Именно Щепкиной-Куперник Раневская описывала эпопею со своим лечением, когда с сердечным припадком угодила в больницу: «Моя дорогая, то, что я сейчас пишу к Вам, дышу и вообще существую, является полной неожиданностью для моих лечащих врачей и для меня самой.
Сегодня сползла с постели после десятидневного приступа грудной жабы. Я никогда не думала, что сердце может болеть с такой силой, так неистово, и все же продолжать биться. В связи с такой опасной для меня и моих кредиторов болезнью они очень активизировались и даже обнаглели. И хотя мне еще нельзя вставать, я вынуждена была удрать в Ленинград, а оттуда — в Куоккалу.
Мне достали путевку в дом отдыха «Пищевик». И по принципу «бери, что дают» я отдала себя во власть пищевиков. Там же идут гастроли нашего театра. Мне придется играть, и это, конечно, самое неприятное. »
«Я поняла, в чем мое несчастье. Я не актриса, а скорее поэт, доморощенный философ, «бытовая дура»!» На фото: Фаина Раневская в фильме «Подкидыш».
Фото: МОСФИЛЬМ-ИНФО
Из санатория пищевиков Раневская снова пишет тому же адресату: «Пишу из Куоккалы, куда меня устроил театр, обещая тихий дом отдыха на берегу Финского залива. Залив действительно существует, но о тишине не приходится и мечтать.
Тут отдыхают вместо обещанных 60 человек сотня горластых людей с детьми всех видов, начиная от грудных младенцев и кончая верзилами мужчинами, кричащими мне вдогонку ходячие фразы из всех ролей, сыгранных мною в кино… Много гуляю в лесу, иногда лежу на пляже, восхищаясь возможностью одной половиной туловища валяться на камнях Финского залива, а второй — в сосновом лесу. Единственная в этом неприятность, что на меня ходят смотреть экскурсиями, а я не так хорошо сложена. » Это был ее первый настоящий отдых в жизни (Раневской оплатили санаторий на 28 дней).
Но ведь это и отпуском назвать нельзя: из санатория Фаину Георгиевну чуть не каждый вечер возили в Ленинград играть спектакли, ведь Театр имени Моссовета там гастролировал. «Сижу на сцене и вспоминаю здешний лес, к которому спешу с волнением и трепетом, с каким, бывало, спешила на любовное свидание. Я сейчас легко могла бы бросить сцену, будь у меня клочок земли и «кубышка», — пишет она все той же Щепкиной-Куперник.
А через несколько дней у Раневской уже другое увлечение. Она влюбилась… в Ленинград. И Щепкина-Куперник получает теперь письмо такого содержания: «Не сразу отвечаю на Ваше прелестное письмо… У Вас есть опасный соперник. Это он вскружил мне голову, увлек, захватил меня всю, без остатка, и не отпускает ни на минуту. Это город, где сейчас живу, — Ленинград.
Играю, как заведенная, каждый вечер — вяло, без движения, но почему-то имею успех… А днем ношусь по городу, обалдевшая от красоты его. Или провожу дни в Эрмитаже… Мне удалось проникнуть в особые кладовые Эрмитажа, где увидела чудо — скифские украшения из золота. Непостижимо! Что такое были скифы? Сейчас я пылаю страстью к ним.
Вообще, какая я ветреная! Изменила итальянцам со скифами…»
«Ахматова говорила мне с тоской, что сын не хочет ее знать. »
Способность увлекаться до влюбленности самыми абстрактными вещами, горьковатый юмор, неизменная самоирония, попытки понять свое предназначение, жалобы на невозможность реализоваться. Все это — Раневская. Одна из самых близких подруг для Фаины Георгиевны — Ахматова . И конечно, документальные следы этой дружбы обнаруживаются в архиве.
Например, белый листок бумаги, не больше почтовой открытки: «Доверенность. Передоверяю получить паек Литфонда… заслуженной артистке РСФСР — Фаине Георгиевне Раневской. Анна Ахматова . 19 декабря 1942 г.». Эта доверенность написана спустя год после их знакомства. В ноябре 1941 года Ахматова отправилась в эвакуацию из Ленинграда, Раневская — из Москвы. В Ташкенте их пути пересеклись.
Анна Андреевна жила на улице Карла Маркса, рядом с шумным базаром, в двухэтажном деревянном доме, куда поселили всех писателей. У нее была отдельная комната. И вот однажды в эту комнату к Анне Андреевне пришла Раневская, чтобы познакомиться. Они быстро сдружились и фактически не расставались целый год. «Я никогда не видела ее отчаявшейся, в слезах, — писала позже Фаина Георгиевна в письме Павле Вульф. — Только один раз. «Знаете, умерла первая жена моего мужа…» И еще я видела ее плачущей, когда она при мне получила открытку от сына из отдаленных мест. У нее посинели губы, она стала задыхаться… Незадолго до смерти она говорила мне с тоской, что сын не хочет ее знать, не хочет видеть. Она говорила мне это много раз, почти каждый раз, когда мы виделись…»
Источник: 7days.ru
Вербовка Раневской
Фаина Раневская (1896-1984) была выдающейся актрисой с потрясающим чувством юмора. Об ее остром языке ходили легенды, практически каждая ее фраза становилась крылатой. Показательным стал случай с вербовкой Раневской в осведомители КГБ, когда она, будучи рисковой дамой, не только не отклонила предложение, но и извлекла из этого выгоду.
Во времена СССР КГБ вёл войну против западных спецслужб и диссидентов с помощью бойцов невидимого фронта. Особенно много завербованных было среди артистов. Вообще-то, доносительство считалось подлостью, но не каждый мог отказать всесильным вербовщикам.
Фаина Георгиевна была уже в преклонном возрасте, когда её решили также сделать агентом. Инициатива исходила от Олега Михайловича Грибанова, генерал-лейтенанта советских спецслужб, из-за маленького роста и недюжинной гипнотической силы прозванного «маленьким Бонапартом». Само упоминание его имени подавляло волю собеседника.
Фаине Раневской повезло – Грибанов был занят и послал на первую встречу с потенциальным агентом молодого офицера Коршунова. Тот пребывал в уверенности, что моментально завербует артистку. Но не тут-то было. В поединке с КГБ Раневская показала себя гениальной актрисой, обведя всех вокруг пальца.
Коршунов вербовочную беседу проводил, как принято: сначала посетовал на деятельность иностранных разведок на территории СССР, затем напомнил о долге каждого гражданина по оказанию посильной помощи органам государственной безопасности, по защите завоеваний социализма. Раневская всё поняла.
Выслушав сказанное, она спросила: «Молодой человек, а где вы были раньше, когда я ещё не успела разменять седьмой десяток?» Коршунов замахал руками: «Что вы, Фаина Георгиевна! Вам больше тридцати никто не дает, поверьте… Вы просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра!»
Раневская хитро прищурилась, закурила «беломорину» и спокойно сказала наглому оперу: «Мне с вами, молодой человек, всё понятно… Как, впрочем, и со мной тоже… Без лишних слов заявляю: я давно ждала этого момента, когда органы оценят меня по достоинству и предложат сотрудничать! Я лично давно к этому готова.
Разоблачать происки ненавистных мне империалистических выползней… Можно сказать, что это – мечта моего детства. Но… есть одно маленькое «но»! Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, что важнее, я громко разговариваю во сне. Вот и давайте, коллега, вместе, по — чекистски, поразмыслим.
Представьте, вы даёте мне секретное задание, и я, будучи человеком обязательным и ответственным, денно и нощно обдумываю, как лучше его выполнить, а мыслительные процессы, как вы, конечно, знаете из психологии, в голове интеллектуалов происходят безпрерывно – днем и ночью… И вдруг! И вдруг ночью во сне я начинаю сама с собой обсуждать способы выполнения вашего задания.
Называть фамилии, имена, клички объектов, явки, пароли, время встреч и прочее… А вокруг меня соседи, которые неотступно за мной следят вот уже который год кряду. Они же у меня под дверью круглосуточно, как сторожевые псы, лежат, чтобы услышать, о чем и с кем это Раневская по телефону говорит! И что?
Я говорю вам о своих недостатках заранее и честно… Если я ошибаюсь, – поправьте меня, уберегите от совершения в будущем роковой ошибки! Я бы даже сказала, от непредумышленного предательства… Но что делать, если мои родители передали мне такой порок – громко разговаривать во сне? Я уже обращалась к врачам, к светилам медицины – всё пустое, ничего поделать не могут».
Выслушав страстный монолог, Коршунов опешил и ушёл со встречи придавленный железными аргументами народной артистки. Утром он доложил Грибанову об объективных сложностях, о желании Раневской сотрудничать, а также о том, что потенциальный агент живет в коммунальной квартире и говорит во сне…
Спустя месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной.
Коршунов, решив, что теперь уже ничто не мешает артистке вступить в ряды бойцов невидимого фронта, стал названивать ей в театр, но у нее все время оказывались «то понос, то золотуха», то «критические дни». Опер рассвирепел и заявил, что сам приедет к ней в новую квартиру для расчёта.
Рано утром в приемной КГБ появился мрачный мужчина неопределенного возраста с документом государственной важности. Это было коллективное заявление жильцов высотки на Котельнической набережной, где проживала Раневская. В своём обращении 10 жильцов просили органы госбезопасности разобраться с некой артисткой (фамилия Раневской в заявлении не указывалась), которая по ночам всех беспокоит воплями о происках империалистов и о том, что разберется с супостатами, когда ее примут в органы госбезопасности внештатным сотрудником.
Прочитав коллективное заявление, Грибанов вызвал Коршунова и рявкнул: «На Фаине поставь крест, ищи кого-нибудь другого… Молчащего во сне. Всё! Свободен!»
Вскоре Коршунову настучали агенты из театра, где работала Раневская, что «заявление» написала она сама, а в КГБ послала сантехника из ЖЭКа, поставив ему две бутылки водки. Впоследствии Фаина Георгиевна не раз повторяла: «Я отказала органам лишь по одной причине. Дать много органам я не могу, а мало мне не позволяет совесть – проклятое воспитание!»
Источник: ulin.ru