Дорогие читатели. Чтобы бороться с цензурой и ханжеством российского общества и отделить зерна от плевел, мы идем на очередной эксперимент и создаем хуторок свободы — «Черный ВОС». Здесь вас ждут мат, разврат, зависимости и отклонение от общепринятых норм. Доступ к бесстыдному контенту получат исключительные читатели.
Помимо новой информации они смогут круглосуточно сидеть в чате, пользоваться секретными стикерами и получат звание боярина. Мы остаемся изданием о России, только теперь сможем рассказать и о самых темных ее сторонах.
Как попасть на «Черный ВОС»?
Инвайт получат друзья редакции, любимые читатели, те, кто поделится с нами своими секретами. Вы также можете оплатить подписку, но перед этим ознакомьтесь с правилами.
Я уже оплатил
Источник: w-o-s.ru
Стоит ли идти на встречу одноклассников 15 лет
Стоит ли ходить на встречи выпускников?
Этот пост пишу скорее для себя, чтобы сохранить в памяти, не забыть.
В пятницу мне сообщили, что в субботу, т.е. завтра, состоится встреча выпускников. Что дети готовят концерт и будет интересно. Долго я раздумывала, идти не идти, и волосы надо было бы подкрасить, и идти как всегда не в чем (извечная проблема женщин!), и устала я, и ничего не хочется. И тут муж говорит: «Иди, я посижу с ребенком, пообщаешься». В общем, взяла себя за шкирку, выволокла из дома и поехала.
Первой на пороге школы я встретила.
свою первую учительницу! Я ее очень любила и люблю. Это что-то особое в душе. Какие-то чувства, похожие на любовь к маме или бабушке, что-то очень родное. Мы обнялись от радости и тут же начали тараторить. Вот что меня всегда удивляло в учителях, это их поразительная феноменальная память об учениках.
Мы пришли к ней 25 лет назад, за это время она выпустила уже сотни деток, а она помнит не только, как меня зовут, но и что у меня есть брат и как зовут его. Хотя его она не учила. Мы начали вспоминать ребят из нашего класса и она до мелочей помнит, кто со мной учился, каждого пофамильно, кто что делал, как себя вел, какие-то конкретные вещи, которые запомнить, кажется, невозможно.
Я не знала, увижу ли ее, но почему-то верила, что увижу и приготовила коробочку конфет. Мне всегда хотелось сделать что-то для своей первой учительницы, подарить что-то на память, но я никогда не могла придумать, что. Поэтому как всегда глупая коробка конфет.
Тут подошли еще ребята и — шквал эмоций! Радость, что ты пришел не зря, что кто-то еще захотел побывать в детстве вместе с тобой и еще много разных чувств, которые так просто не опишешь, но от которых сейчас, вспоминая, хочется просто плакать. И мы пошли смотреть концерт, который приготовили ученики. Чувства смешанные.
Если бы такой концерт приготовили в свое время мы, нас бы просто всех без разговоров выгнали со школы. И стало грустно, что это уже не школьный вальс и не песня «Ридна мати моя», а постановка композиции «Мулен Руж» в исполнении полуголых старшеклассниц. А также песня Ёлки «Прованс», еще какие-то песни современных неизвестных нам суперзвезд без смысла и непонятно к чему. Радовали выступления младших школьников 🙂 Они так мило сбивались, делали не то, забывали слова 🙂 И все эти птички, зайчики, красные шапочки все равно ближе сердцу. Вспоминаешь детство и школьные годы, когда и сам стоял вот так же на сцене.
Встречи выпускников. Стоит ли их посещать творческим людям?
И тут неожиданно на сцену вызывают выпускников 96 года. И мы понимаем, что это, собственно мы, и нам надо на сцену. Выходим, волнуемся, но слова находятся сами собой — потому что в такой момент сердце говорит! Через много лет приходит переосмысление всего, что происходило там, в стенах родной школы. Какие бы ни были проблемы и неприятности, они забываются, помнится в основном только хорошее.
Потом — экскурсия по школе. Решили побродить, посмотреть. Вспомнили каждый кабинет, где что проходило, что в них интересного случалось, кому какие кнопочки подкладывали. Многое изменилось, стало лучше, красивее, а многое еще нужно бы сделать. Во время экскурсии встретили завуча школы.
Еще один поразительный человек. 25 лет назад открылась наша школа, мы были первым набором, она нас встречала тогда, и она нас встретила и теперь! Поразительно вот что. Девочка (э-мм, женщина :)), которую она учила, пришла с мужем (Сашей зовут). Ее она узнала сразу, поговорили, побеседовали. А потом она говорит: «Не знаю как Саша, его я не учила, а вот его брат Олег учился хорошо.
Я его учила, когда еще этой школы не было». Саша и Олег очень похожи. Олег закончил школу — другую — лет 20 назад. А завуч, взглянув на Сашу, поняла, что это брат того Олега, который. Называет по имени отчеству родителей и спрашивает, как у них дела!
Вот тут уже у всех лица вытянулись! А она только улыбнулась 🙂 Удивительные люди!
А потом мы подумали, а не посидеть ли нам где-то за рюмочкой чая? Все, конечно же, забито, забронировано. И мы вспомнили, как на 10-ти летие случайно нашли барчик, в котором были места и решили, что и в этот раз нам повезет. И действительно — все вокруг занято, а там нас опять ждут! Отрываемся!
Очень в этот вечер удивили меня наши мальчики, которые были двоечниками и разгильдяями, а стали настоящими галантными кавалерами! Счет нам даже не показали, хотя мы хотели просто сброситься с человека. Ухаживали за нами, выполняли любые желания, заказывали нам песни, прекрасно танцевали, целовали нам руку после каждого танца, говорили всякие глупости о том, что мы не изменились, что мы класные и т.д. и т.п. Не знаю, как девочки, но я просто купалась в этом искреннем море внимания, нежности, радости!
Что порадовало особо, так это то, что никто из них не напился до безобразия. Все мы были веселые (или слегка навеселе :), но домой волочить никого было не нужно. Еще одна галочка в пользу наших юношей!
И вот во время танца под песню «Первая любовь, школьные года», я спросила своего кавалера, который пригласил меня танцевать, а помнит ли он свою первую любовь. Он сказал, что конечно помнит. Это была я. У меня аж сердце упало. А почему ж, спрашиваю, я об этом никогда не догадывалась? «А так оно в жизни получается, что любим мы одних, а женимся на других.
Но мне приятно, что сейчас я могу потанцевать со своей первой любовью». Дальше внутри тишина, и только кружится голова. Словами описать эти эмоции просто нереально.
Потом мы вспомнили всех, порадовались за достижения живых, погрустили о тех, кого уже нет с нами.
Почти 12 на часах, надо расходиться, а не хочется-то как. Все местные, и только я с другого конца города приехала. На маршрутку меня не пустили. Один из наших рыцарей вызвал мне белого коня с шашечками и велел доставить домой, хоть поездка на такси к моему дому стоит очень недешево.
Я ехала в машине, спать совсем не хотелось, переполняло чувство гордости за одноклассников, что вот такие они у нас замечательные, и думалось мне о том, что не важно, устал ты или нет, есть тебе в чем идти или нет, успел ты сходить в парикмахерскую или нет, занят, не хочется, не можется и т.д. — надо брать себя за шкирку и идти на такие вечера.
Как получится — не важно. Может, никто и не придет, а может, и придет кто-то из боевых друзей или подруг! Кого-то знакомого наверняка увидим — учителя, одноклассника. Но ведь может получиться вот такой незабываемый экспромт, который останется в памяти на всю жизнь! И захочется собраться снова!
PS: решили, что каждый год, не созваниваясь, будем приходить, а на 20-тилетие устроим организованный отрыв по полной! И мы это сделаем!
Источник: slonix.blogspot.com
Ругань, слезы и прессинг «старших»: что делают женщины в российских тюрьмах
В издательстве «Альпина Паблишер» выходит книга «Кому на Руси сидеть хорошо?» Евы Меркачевой — журналистки, участницы Общественной наблюдательной комиссии по защите прав человека в местах принудительного содержания. Forbes Woman поговорил с ней об условиях содержания женщин в российских тюрьмах, о материнстве за решеткой и о том, как сидят «политические» — например, режиссерка Женя Беркович
Ева Меркачева — российская журналистка, обладатель журналистской премии «Золотое перо России». С 2013 года в течение девяти лет была членом ОНК (Общественной наблюдательной комиссии по защите прав человека в местах принудительного содержания), с 2018 года является членом Совета по правам человека (СПЧ).
Меркачева написала несколько книг о российских тюрьмах: «Громкие дела. Преступления и наказания в СССР», «Преступления и тайны современной России», «Тесак, Фургал и другие. «Странные» смерти, дела и быт в российских тюрьмах», «Град обреченных: честный репортаж о семи колониях для пожизненно осужденных».
Книга «Кому на Руси сидеть хорошо?» описывает жизнь в российских следственных изоляторах (СИЗО). В них находятся подследственные — те, чья вина еще не доказана. Однако условия содержания в них официально считаются хуже, чем в колониях. Именно поэтому один год в СИЗО засчитывают за 1,5 года срока.
Forbes Woman поговорил с Евой Меркачевой о том, как сидят в женских СИЗО, а также о проблемах женских тюрем в целом.
— 30 июня режиссерке Евгении Беркович продлили арест до 10 сентября. Ранее, когда рассматривали апелляцию по ее делу, она жаловалась на условия содержания в женском изоляторе. В вашей новой книге подробно описан быт женщин в СИЗО. В каких условиях может находиться Беркович?
— Беркович находится в СИЗО-6 «Печатники». Если сравнивать все женские изоляторы по стране, это один из лучших. Там есть парикмахер, возможность делать маникюр и педикюр, спортзал. Там также есть достойные прогулочные дворики. Один из них с полом в искусственной зеленой траве, с баскетбольными кольцами.
Но я сомневаюсь, что Женю туда водят.
Сама Беркович из «Печатников» писала, что с ними «все вежливы, аккуратны и даже нежны». Отмечает нормальное качество еды в СИЗО. Правда, она говорит, что в следственном изоляторе жизнь сурка. Все окружающие пытаются выяснить, что же стало причиной для ее помещения в СИЗО.
— Также Беркович не разрешают увидеться с детьми, но технически в СИЗО возможны подобные встречи?
— Здесь виноват следователь, потому что именно в его власти дать или не дать разрешение на свидания и телефонные звонки. Видимо, он не дает. Но даже когда следователь разрешает встретиться с заключенными в СИЗО, на свидания записаться очень сложно. На сайте f-visit можно посмотреть электронную очередь в любой СИЗО (в СИЗО-6 на весь июль запись закрыта. — Forbes Woman).
— То есть, если нужно, встречу в СИЗО организуют, но не сразу. Почему следователи могут препятствовать общению подследственных с детьми? Это ведь не свидетели, они не имеют отношения к уголовному делу.
— Это способ давления. Обычно следователь не предоставляет свидания и звонки тем женщинам, которые не признают свою вину. Он прекрасно понимает, что дороже ребенка у женщины ничего нет. Мало поместить ее под стражу. Важно еще оборвать контакт, чтобы она мучилась, чтобы не знала, что происходит с ее семьей.
Еще много лет назад я представляла законопроект, который выводит из сферы ответственности следователя решения относительно звонков и свиданий. То есть я хотела сделать так, чтобы звонки и свидания не зависели от воли следователя. Я представляла этот законопроект в разных вариантах и пыталась добиться, чтобы женщина автоматически имела право встречаться с детьми, с родителями и другими близкими родственниками. Но этот законопроект не пропустили, потому что силовики его заблокировали.
Мать больше всех знает о проблемах ребенка. У нее с ним более тесный душевный контакт. Некоторые женщины, которые оказывались в СИЗО, рассказывали, что только они знают, как в каких-то случаях успокоить ребенка или вылечить от какой-то болезни. Я уже не говорю про то, что есть случаи, когда женщина воспитывает ребенка одна. Именно поэтому свидания и звонки — главный инструмент силовиков.
— Расскажите о том, как сидят в женских СИЗО? Выходит, что система наказывает тех, кто там находится, хотя их преступления еще не доказаны.
— Камеры в СИЗО бывают двух типов: маломестные и многоместные. В многоместных может находиться до 50 человек, маломестные рассчитаны в среднем на четверых. У Беркович четырехместная. Многоместная камера всегда хуже. В ней огромное количество женщин находятся в одной комнате одновременно.
Кто-то плачет, кто-то громко читает, кто-то ругается, у кого-то что-то болит. В больших камерах очень сложно сосредоточиться. Женщины в них часто конфликтуют, так как они разного возраста и социального статуса.
Часто возникают споры на бытовой почве. Например, из-за телевизора. Женя Беркович жаловалась, что невыносимо постоянно его слушать. Сложно сосредоточиться, что-то написать. Некоторые женщины просили переселить их в камеру без телевизора.
В большой камере, в отличие от маломестной, есть душ. Это единственный плюс. Ради душа многие готовы терпеть «большое разношерстное население». Но бывают споры, кто первый идет мыться. Многие интеллигентные женщины страдают, когда оказываются в такой большой камере. Иногда они даже не могут сходить в туалет, потому что находится женщина, которая объявляет себя «старшей».
Она говорит, что «вот ты в туалет будешь ходить в такое-то время». Понятно, что все это незаконно и не прописано никакими правилами или нормами. Но воспитанная женщина не бросится с ней драться. Хотя у нас были случаи, когда даже врачи, которые оказывались в СИЗО, вступали в конфликт со «старшими», которые не давали другим пользоваться туалетом и душем.
В маломестных камерах душа нет. Женщину выводят в общий душ два раза в неделю. Неважно, какие проблемы [со здоровьем] у женщины. При этом маломестная камера в каком-то смысле лучше, потому что в ней не так много людей. Но не факт, что повезет, соседки могут быть подобраны очень специфично. Даже одна может создать много проблем.
У нас были истории с политзаключенными женщинами. Они оказывались в камерах с дамами, которые терроризировали их: говорили, что те неправильно живут, неправильно думают, вмешивались в переписку, в жизнь. Такая история была с активисткой Дашей Полюдовой. Ее посадили с какой-то женщиной, и та начала ее учить, убеждать, что Даша все делает неправильно, что ей надо признаться следователю.
Материал по теме
— Но чего больше всего не хватает женщинам в СИЗО?
— Не хватает фенов, чтобы высушить волосы, косметики. Женщине хочется выглядеть красиво. Особенно когда она идет на свидание или на выезды в суд. Но иногда даже в камере ей хочется выглядеть нормально. Не хватает возможности нормально стирать одежду. Сейчас в СИЗО женщины все стирают вручную.
Мы всегда просили, чтобы в СИЗО была хотя бы какая-то прачечная.
Не хватает возможности контактировать с миром, с природой. Прогулочные дворики в СИЗО — бетонные мешки. Даже неба практически не видно. Я уже описывала прогулочный дворик в СИЗО-6 с искусственной травой. Было бы хорошо сделать дворики с цветами. В камере запрещена любая растительность.
У меня есть история девушки — у нее был молодой муж, который ее очень любил и знал ее любовь к цветам. Он всячески пытался доставить цветы в СИЗО. Передавал в посылках, но их изымали. В итоге он сделал палисадник у себя на даче, где выращивал и фотографировал ее любимые цветы.
На 8 Марта нам как-то удалось добиться разрешения передать в каждую камеру по три тюльпанчика. Какая это была радость. Многие не видели, не трогали и не нюхали этих цветов годами. Была женщина, которая сказала, что не видела цветов пять лет. А эти женщины еще даже не признаны виновными.
Их лишили элементарной возможности наслаждаться миром.
Женщинам не хватает возможности получить консультацию у того врача, которому они доверяют, у которого лечились и наблюдались раньше. Любая медпомощь оказывается только внутри изолятора. Женщин часто может беспокоить что-то по женским вопросам. Гинеколог говорит, что все в порядке или что ей ничем не помогут.
Ту схему лечения, которую назначали на воле и которая помогала, назначить не могут. Женщина вынуждена мучиться.
— Насколько возможно женщине сохранить свое здоровье в тюрьме?
— Очень сложно, кровати в камерах стоят плотно, проходы между ними небольшие. Но есть, например, йога, она не требует огромных площадей. Хотя в СИЗО сложно сосредоточиться. В некоторых СИЗО есть спортзал, но туда водят раз в месяц. К тому же это платная услуга.
Человек в квартире обычно может пройти шагов больше, чем заключенный в камере СИЗО. Однако я знаю женщин, которые в любой обстановке будут как-то тренироваться.
Поддержать здоровье сложно еще и потому, что, помимо физической активности, нужен свежий воздух, которого нет в следственных изоляторах. Не хватает солнечного света, витамина D. Еще важный момент — питание. Оно там однообразное.
Женщина не может себя творчески проявлять. Например, запрещены спицы, краски. Совсем недавно разрешили цветные карандаши.
— В вашей книге «Кому на Руси сидеть хорошо?» говорится, что по новым правилам в СИЗО можно и работать, и учиться. Например, иметь планшеты.
— Реализация этого закона идет слабо. Я не знаю ни одного случая, чтобы заключенным разрешили пользоваться планшетами. Что касается возможности учиться, здесь тоже большие проблемы. Был случай, когда студентка уже защитила диплом, оставались формальности. Мы пытались связаться с ее вузом через начальника СИЗО.
Ничего не вышло. Вроде никто не отказывал, но получилась очень долгая история. Пишут запросы, а они пропадают до того, как их подпишут. Чтобы реализовать новые правила, нужно подготовить четкую инструкцию.
— Насколько сильно женские СИЗО отличаются от мужских?
— Внешне абсолютно такие же. Условия те же самые. Единственная разница — в правилах внутреннего распорядка. Женщине полагается душ два раза в неделю, мужчинам — один.
Но я знаю некоторые мужские СИЗО, которые гораздо лучше женских. Поэтому говорить, что в следственном изоляторе более гуманно относятся к женщинам, не приходится. Еще многое зависит от конкретного региона и от начальника изолятора. Некоторые понимают, что женщинам важно ухаживать за собой, и разрешают делать парикмахерские, но многие этого не понимают.
— Существуют ли специальные условия в российских тюрьмах для беременных женщин?
— В основном нет. Обычно они в таких же камерах, как и все остальные. Им очень тяжело. На больших сроках беременную могут перевезти в камеру к мамочкам: к тем, кто уже родил и остался в СИЗО с маленькими детьми. Но чаще всего туда переводят только после родов.
Я помню несчастных беременных иностранок, которые не получали никакого дополнительного питания от близких, потому что все родственники находились далеко. В СИЗО нет особого рациона для беременных. Во время раздачи им никто не приносит дополнительное яблоко, банан, апельсин или что-то еще. А им все время хочется есть за двоих.
Если попадаются хорошие сокамерницы, они делятся с ними. Беременной женщине нужен свежий воздух, движение, а в следственном изоляторе, как я уже говорила, практически нет возможности передвигаться и ходить на улицу.
— Чем условия в СИЗО отличаются от колоний? И чем отличаются отношения женщин?
— В колониях, в отличие от СИЗО, нет камер в принципе. Там женщины живут в отрядах. Это такие помещения, где стоят 20–40 кроватей. Отрядная система похожа на казарму. Помещение, где проживают женщины в колониях, называется общежитие. Их можно покидать.
А в камере человек сидит и не может выйти. Он покидает камеру, только когда идет на встречу с адвокатом, на прогулку и на следственные действия.
В камерах отношения сложнее, потому что женщины находятся в большем стрессе, чем в колонии. В колониях они отбывают срок, все относительно решено. В СИЗО их судьба еще не предопределена, они не знают, сколько получат. К тому же есть проблемы со звонками и свиданиями.
А в колониях женщина может звонить, сколько захочет, и встречаться с близкими на краткосрочных и длительных свиданиях. Их количество ограничено, но возможны свидания на три дня. В колониях намного больше возможностей пообщаться с близкими. Все это отражается и на взаимоотношениях осужденных друг с другом.
— Если женщина родила в заключении, ребенок первые годы жизни остается рядом с ней. Какие условия созданы для матерей и детей в тюрьмах?
— Есть дома ребенка, но женщины там бывают редко. Они живут в отряде, а в доме ребенка находится малыш. Женщина может к нему приходить. Но часто молодых мам заставляют работать, тогда у них очень мало времени на общение с детьми. Они просят разрешения проводить с ребенком полный день. Но обычно их ограничивают часом или двумя. Это общение все равно очень ценно и дорого.
Иногда женщина проживает и ночует вместе с ребенком. Однако это обеспечивают не везде.
Я не знаю плохих по условиям домов ребенка, в которых были бы ободранные стены, плесень, грязь, решетки внутри. Они похожи на детские учреждения, на детсадовские группы. Стены расписаны, стоят детские кроватки. Но тюрьма есть тюрьма. Через какое-то время дети тоже понимают, что находятся не на свободе.
У меня есть история, когда по окончании трех лет женщина-волонтер забрала ребенка. Некому было встретить его на свободе. Сейчас малышу можно до четырех лет быть с мамой, раньше было до трех. Через какое-то время та женщина-волонтер пришла с ребенком к маме на свидание. Ребенок, по ее словам, вжался и сказал: «Я не хочу туда».
Маму увидеть он хотел, но идти в тюрьму — нет.
Источник: www.forbes.ru