Γoвopят, люди нe пpиxoдят в нaшy жизнь cлyчaйнo. Oдин чeлoвeк пpинecёт тeбe paдocть, дpyгoй бoль, тpeтий пoдapит жизнeнный oпыт, чeтвёpтый нayчит чeмy-тo нoвoмy. Βoт тoлькo нe вceгдa пoнятнo, нacкoлькo дoлгo чeлoвeк ocтaнeтcя в твoeй жизни и зaчeм oн в нeё вooбщe пpишeл. Или caм впycтил? A бывaeт тaк: вpoдe бы, oн yжe чтo-тo cдeлaл, чтo-тo дaл тeбe, a тaк нe xoчeтcя, чтoб yxoдил. Boт кaк тoгдa?
Я дyмaю, кaждoгo cтoит блaгoдapить, чтo бы ни пpoизoшлo. Зa тe бecцeнныe минyты paдocти или гpycти, зa пoдapeнныe эмoции, взгляды, yлыбки и дaжe cлёзы, вeдь вcё этo кoгдa-тo cдeлaлo тeбя cильнeй, мyдpeй, дoбpeй. Ηe тaк ли? Ηикoгo нe cтoит винить, вce люди paзныe, ктo-тo пpинимaeт тeбя тaким, кaкoй ты ecть, co вceми тapaкaнaми в гoлoвe, cмeётcя нaд твoим cyмacшeдшим xapaктepoм и бeзyмным пoвeдeниeм — пpocтo вы нa oднoй вoлнe! Κтo-тo бeжит oт тeбя пpoчь, нe в cocтoянии выдepжaть твoeй энepгии, бьющeй чepeз кpaй, в пoиcкax чeгo-тo нoвoгo. Βce мы paзныe, мы тaкиe, кaкиe ecть, и дpyгими вpяд ли cтaнeм.
Тем кто остается жить
Ηaдo yмeть гoвopить cпacибo тeм, ктo вxoдит в нaшy жизнь, ктo ecть в нeй, пycть чacтичкoй, пycть вceй дyшoй, a, мoжeт, пpocтo знaчкoм oнлaйн в ceти. Cпacибo зa yлыбкy, cпacибo зa эмoции и жизнeнныe ypoки, зa бypю, зa вcтpяcкy, зa бaбoчeк в живoтe. Γoвopитe людям cпacибo!
Подпишись на наш Телеграм Канал https://t.me/womanarium «WOMANARIUM»
Женский журнал о Моде, Стиле, Красоте.
Рубрики сайта
Премиум аккаунт katarina.com
Источник: privately.ru
Я учусь жить со своей депрессией
Многие лечатся от депрессии, но нередко это хроническое состояние. Не все готовы это принять, что становится новым поводом для переживаний. Ольга болеет депрессией со старших классов школы и пришла к выводу, что пора научиться с этим жить. У нее получается
Родители ничего не знали
– У меня еще в школьном возрасте были депрессии, тогда просто никто не называл это таким словом. И я как-то выруливала сама. В эти периоды у меня не было сил, я заболевала (хотя обычно очень редко болею) — соматика шла, пропадали интересы: то, что обычно нравится, больше не доставляло удовольствия, еда теряла вкус. В такие периоды я могла долго ни с кем не общаться.
Еще была склонность к самоповреждению — руки все изрезаны. Впервые я резала руки, когда мне было 17 лет.
Родители о моих состояниях не знали, я никому ничего не говорила.
Потом это все ушло на год-два.
Я вела довольно активный образ жизни — была волонтером в доме-интернате для детей с инвалидностью. А в 20 лет опять начала болеть, сначала физически: скакало давление, болел желудок, еще что-то… Я пошла по врачам, в итоге невролог меня отправил к психиатру, так как анализы были в полном порядке.
В 2011 году я первый раз пошла к психиатру. Тогда мне никаких диагнозов не поставили, сказали, что, возможно, это переутомление. Но лечение назначили — я пила препараты, ходила на психотерапию. Мне это очень помогло. И долгое время все было ровно.
Тем, кто остаётся жить (1982) фильм
Я работала, волонтерила в доме-интернате для детей с умственной отсталостью, помогала детям-сиротам в больницах, а также занималась с лошадьми. Были силы.
Но вдруг снова все вернулось: начались бессонница, упадок сил, апатия. Я не понимала, почему не могу с утра встать и делать какие-то обычные дела. К врачу пошла не сразу. Мне казалось, что надо взять себя в руки, что это просто усталость, что надо отдохнуть. Но, как позже я убедилась, просто «отдохнуть» здесь не работает.
У меня начались панические атаки, я снова стала себя резать, не справлялась с домашними делами и в итоге попала в больницу.
Мои родные не сразу приняли мое состояние
До того, как я впервые попала в больницу, я мало знала о депрессии и не сталкивалась с людьми, ей страдающими. Для меня это все было ново, непонятно. Сейчас у меня есть друзья с депрессией и другими психиатрическими диагнозами. С друзьями по несчастью, теми, у кого тоже депрессия, общение помогает. Ведь человеку, который не болел так, бывает трудно понять, что происходит.
Мои родные не сразу приняли мое состояние. Мне и самой было сложно его принять, так как я всегда была очень активной, и сложно было осознать, что больше не могу делать даже половину того, что могла раньше.
А родные сначала говорили: «Давай, съезди куда-нибудь, отдохни» или «Поменяй работу». Были и разговоры о том, что всем тяжело, а некоторым еще тяжелее.
Но поддержка у меня была всегда — может быть, потому, что я с юности в волонтерских кругах, и большинство моих друзей — из волонтеров.
Хотя были и те, кто не понимал… Обесценивание моего состояния меня ранило, и я переставала общаться. Но зато те, кто остался, – надежны.
Близким людям человека с депрессией важно принять как факт, что человек говорит серьезно, не отмахиваться фразами вроде «Кому-то еще хуже», «Возьми себя в руки». Хорошо, если кто-то предложит какую-то помощь, поддержку. От этого как-то теплее.
Иногда бывает нужна и практическая помощь – например, когда ты сидишь, и у тебя нет сил помыть пол или приготовить еду. Совсем.
Такая практическая помощь бывает не менее важна, чем моральная поддержка.
Как будто я застряла в болоте, в трясине
Не могу сказать, что конкретно сейчас мне плохо. Зимой, когда я лежала в больнице, было гораздо хуже. Но мне и не хорошо. Словно я вообще где-то вне этих «хорошо» и «плохо». Чувствую себя, как под стеклянным колпаком: эмоции, запахи, вкусы очень приглушенные, ничто не влечет, не радует, не утешает.
Что воля, что неволя. Спать не могу без таблеток.
Деперсонализации — это такие неприятные ощущения, как будто смотришь на себя со стороны, как в кино, как будто ты не в своем теле. Даже не знаю, как это объяснить. Но от этого очень неуютно. Вот идешь по улице, а это наваливается — как будто тело не твое. На телесном уровне это проявляется как озноб.
Хочется быстрее вернуться домой и спрятаться под одеялом.
Были у меня и моральные терзания в связи с моими состояниями. И сейчас иногда возникает чувство вины, кажется, что надо как-то собраться, преодолеть лень. Начинаешь сравнивать себя с кем-то: дескать, другие могут, а у тебя руки-ноги есть, а не можешь. Мысли мучают: «Ничего хорошего больше не будет. Людям на меня плевать. Я ни на что не способна.
Все могут, а я не могу. И вообще нет никакого смысла…»
Стараюсь всегда эти мысли отгонять: «Это не ты говоришь, это в тебе говорит болезнь, депрессия». Очень важно отделять депрессию от себя. Сопротивляться этим пораженческим унылым настроениям. Это нелегко, когда ты ничем не занят, ничего не делаешь после того, как что-то делал, помогал, а теперь только лежать можешь и мысли, как мух, отгонять.
Но важно смириться с такой вот собственной беспомощностью. Признать, да, я не могу. И верить, что будет другой день.
Никаких внешних причин моей депрессии я не вижу. Это мой мозг работает неправильно. Вот сейчас, например, у меня нет каких-то стрессов… И, как правило, у меня не бывает так, чтобы депрессия обострялась из-за какой-то внешней неудачи. У других людей с депрессией, знаю, такое случается, но у меня это все идет от биохимии. Но мой природный характер влияет на течение болезни, скорее, положительно: я стараюсь принять то, что не могу изменить, и менять то, что изменить могу.
Не знаю, как бы я вырулила без психотерапии. Каждый раз к психиатру я обращалась, когда уже совсем не справлялась с ситуацией.
Сейчас мне кажется, что если бы я обращалась раньше, при первых симптомах, было бы проще подобрать лечение.
Лучше обращаться за помощью, когда чувствуешь что-то не то, и не ждать, когда силы совсем закончатся.
У меня, например, очень быстро вырабатывается резистентность к лекарствам. Кому-то подобрали один антидепрессант, и человек живет на нем в ремиссии. А я перепробовала очень много препаратов, и схема, которая у меня сейчас, тоже работает до определенного предела.
При последней госпитализации мне поставили не депрессию, а шизоаффективное расстройство. Врач сказал, что пишет такой диагноз для того, чтобы я могла оформить инвалидность – с депрессией ее не дадут. А врач в психоневрологическом диспансере раньше говорил: «Возьмите себя в руки, идите работать, вы все себе придумываете». Хотя он видел выписки из больниц. Только когда мне поставили вот этот диагноз, он сказал: «Ладно, давайте оформлять вам инвалидность».
При знакомстве я обычно обозначаю, что больна. Мне кажется, это честно
В тяжелой депрессии бывают периоды, когда ты можешь говорить только о себе, и тебе очень важно, чтобы тебя слушали. При этом тебе все равно, что происходит у других. И не потому, что тебе наплевать, а потому, что совсем нет сил на внутренний отклик, размышление!
Тем, кто рядом с человеком в депрессии, конечно, тяжело – ведь он может быть даже агрессивным. При знакомстве с кем-то я обычно сразу обозначаю, что больна. Мне кажется, это честно.
Я стараюсь не выливать на ближних свой негатив – для этого у меня есть психотерапевт, которому я могу подобное что-то рассказать, он меня послушает и даст обратную связь. Как бы мне ни было плохо, я понимаю, что другие не виноваты, не хочу обижать людей.
Стараюсь не сравнивать свою беду с чужой
Я верующий человек. Стараюсь не сравнивать свою беду с чужой.
Но иногда мне кажется, что происходящее со мной выше моей меры. Просто сейчас не очень понимаю, зачем, для чего это все. Мне кажется, если видеть в этом какой-то смысл, было бы легче.
Но ведь это такой вопрос – на него, наверное, тебе никто не сможет ответить. Наверное, нужно самой мне это понять.
Мне помогает вера. Я, конечно, бываю в унынии, в отчаянье впадаю иногда, но это не тождественные депрессии состояния. Я это чувствую, но сформулировать, в чем разница, довольно сложно. Сложно и разделить болезнь и уныние. Но для меня важно ходить в церковь, исповедоваться, причащаться.
Причастие – это очень мощная поддержка. Иногда нет сил стоять на службе, тогда сижу. Я очень люблю наш храм, очень спокойно там себя чувствую. И батюшки там уже знают меня, мою историю, понимают, что это болезнь. Иногда нет сил и молиться – тогда думаю: «Посижу и просто побуду пред Богом».
Коллажи Татьяны Соколовой
Мы будем жить как в 90-е? Экономист отвечает на вопросы об инфляции, голоде, панике и «новой нефти»
Экономист и профессор географического факультета МГУ Наталья Зубаревич дала интервью изданию «Правмир» и ответила на главные вопросы, которые волнуют россиян в текущей ситуации. О том, возможен ли голод, как сильно изменится наша жизнь и что станет «новой нефтью» – читайте в нашем кратком пересказе.
Будет совсем плохо? Кризис хуже 90-х, голод и полная нищета?
Это не так. Обязательно произойдет обеднение. Будет инфляция 20%, которая никогда не будет покрыта индексациями зарплат и пенсий.
Голода не будет. У нас есть некоторые проблемы, мы не полностью автономны в агросекторе – нам нужны ветеринарные препараты, семена и инкубационное яйцо, но Россия сможет, скорее всего, это закупить, но намного дороже. Мы себя полностью обеспечиваем зерновыми, мы практически полностью обеспечиваем себя сахаром, растительным маслом, крупами, птицей и почти полностью свининой.
Как будут жить россияне?
Очевидно все же, что мы все будем жить хуже. По официальным данным, в России 12% населения имеют доход ниже прожиточного минимума, 14% – чуть выше прожиточного минимума. Таким образом, под риском бедности или уже в бедности – больше четверти населения страны. Им будет доступна только самая дешевая еда, можно будет купить редко что-то из одежды и обуви, а вот обновить холодильник или телевизор – только через потребительские кредиты, которые будет очень сложно вернуть. Однако у этих людей навык переживания тяжелых времен не утрачен.
Россияне, которых можно условно отнести к среднему классу и классу ниже среднего, должны готовиться к изменению образа жизни. Это люди, которые все-таки позволяли себе какую-нибудь Турцию и взять кредит на машину. Сейчас на бюджетные иномарки цена будет запретительная. Отдых свернется до черноморского побережья Кавказа, и даже внутренний отдых будет бить по карману.
Они уже не смогут покупать то, что привыкли покупать. Будут перебои с логистикой и скачки цен. Те, кто нам продает, не понимают, какую цену ставить – доллар и евро скачут, и цена не сбалансирована. Снижать цены не спешат. Отсутствие конкуренции приведет к росту цен и ухудшению качества.
Изменится образ жизни. Для тех, кто небогат и беден, – они экономили и будут экономить. Их образ жизни не поменяется, но для городского образованного более или менее зарабатывающего населения перспективы выглядят мрачными. Они будут вынуждены изменить свое потребление и отказаться от того, к чему привыкли.
Покроет ли индексация инфляцию?
Бюджетникам проиндексируют зарплату, но не в тех масштабах, какова инфляция. Пенсионерам пенсию в этом году, может быть, проиндексируют дважды. Но она не покроет лекарственную и продуктовую инфляцию – никто не увеличит им пенсию на 60–70%, это невозможно.
Что будет с ипотекой?
Ставка по ипотеке 22–28%, если не будет введения льготных ставок, спрос на жилье сократится. Большие проблемы в стройке с обеспечением стройматериалами. Несмотря на то, что они российские, на заводах, как и на стройках, работают гастарбайтеры, число которых сократилось еще в ковид, и будет сокращаться сейчас из-за девальвации рубля.
Как изменится медицина?