«Если Бога нет, всё дозволено». Вы это как понимаете? Я раньше думал примерно так: это значит, если Бога нет, можно нарушать заповеди. Убивать, красть, прелюбодействовать и так далее. Но как-то это слишком просто. Слишком карикатурно. И вдруг подумал. Что если я видел только верхушку айсберга? Что если целиком эта мысль должна звучать так: «Если Бога нет, всё ВОЗМОЖНО»?
Всего можно добиться. И нужно добиваться! Ни перед чем не останавливаться. Ведь человек — владыка мира!
Ёл ки, так мы же так и жили. Песни сочиняли про это. Митя и сейчас так живёт — отсюда его искренне непонимание правой аксиологии, которую он считает поклонением начальству. «Тому, кто за тебя решает». Самое интересное, что он прав. Там же у нас, правых, как? Вот тут я должен, это мой долг — крест, ярмо. И пока делаю что должен — всё могу.
Я свободен и, если угодно, всесилен, в рамках своего долга. В рамках того, что мне отпущено. Но я чётко ощущаю границы. Границы себя, своих желаний, возможностей, границы других явлений. Вот тут — стоп! — не моё.
Если Бога нет, то все позволено?
Я туда не лезу. Я этим не занимаюсь. Мне это (зевает) неинтересно.
А левая идея — это, должно быть, когда наоборот. Когда нет предела возможностям. Когда приходит матрос-железняк, партизан в банки и министерства, и пусть не сразу, но у него получается! Этот мир должны мы переделать — и на Марсе будут яблони цвести. Мир Полудня. Интернаты для особо одарённых детей. Фаланстеры. Пионеры-первопроходцы. Лютер и Кальвин.
Мэйфлауэр. Религию, конечно, тоже переделать надо. Ну, вообще всё! Мебель, потолки, занавески, сантехнику.
Не дай Бог такую жену, как Митя.
И о свободе воле. Я, оказывается, о ней забыл, а «Церковь учит». Ну так Церковь учит и смирению (с почитанием начальства заодно), однако — «нам этого не надоть».
Вне долга свобода у человека одна — погубить свою душу. Пожалуйста. Внутри долга — сколько угодно свободы, но вся она — осознанная необходимость, «целованый кнут». По типу, «не хочу лететь на Марс, и чтоб там яблони цвели, мне и на Земле хорошо».
— Да как же, брат, да ты что.
— А вот не хочу!
Раб, одним словом.
Если бог есть, то дозволено
Мои рассуждения о религии http://kosarex.livejournal.com/1752401.html многим сложно понимать, поскольку есть базовые вещи, о которых не принято говорить. Пайдиев мимоходом меня обвинил в том, что я проповедаю гнусную идею — Бога нет, поэтому все дозволено. Между тем, дозволительность штука интересная. Можно ли пойти, взять автомат и перестрелять детишек в детсаду? Тут почва для морализаторства.
А представьте иной вопрос — дозволительно ли взять автомат и пойти стрелять в обществе, где другие члены общества в ответ могут взять автоматы, убить вас и ваших родственников? Дозволительно ли воровать в обществе, где общество имеет возможности заставить полицию, суды и прочих бороться с воровством? Если общество не имеет таких возможностей, то мы имеем картины коррупции.
Мальчики если Бога нет, то все позволено
Я вас подвожу здесь к очень простой идее. Сказать, что все позволено, это прежде всего сказать, что остальным членам общества что-то будет запрещено, чтобы вы могли воровать, убивать, грабить и т.д. Даже по мелочам понятно — вы не сможете ходить голым в метро и орать матерные песни, если другим будет позволено послать вас куда подальше.
Так вот, сила Божьего промысла и власти Божьей в том, что Господь запрещает другим членам общества принимать адекватные действия против вашего поведения. Поэтому и страшна фраза — Бога нет, наказать могут. Например, Христос благославляет де факто рабовладение. Сказать, что Бога нет, это напугать рабовладельца — если Бога нет, то за обращение других людей в рабов могут убить, да и сами рабы получают возможности убить рабовладельца, избить, привлечь к суду и т.д. И абсолютно тоже самое возникает, если слова Бога нет заменить на слова Бог-то на самом деле иной, не ваш.
Причем истинно верующий чувствует запреты кожей и нутром. Попробуйте пойти к батюшке или раввину и попросить организовать молитву о даровании Чубайсу чувства стыда и совести. С ужасом или без ужаса, но вас пошлют далеко. Вы, фактически, пытаетесь нарушить идею, что Чубайс именно с Божьего позволения имеет право жить без стыда и совести.
Когда представитель власти нарушает Божьи принципы, в основе лежит подсознательное ощущение, что Бог на его стороне, Бог не позволит другим противостоять его поведению. Тоже самое происходит при любой иной идеологии. ГУЛАГ позволителен, потому что Маркс есть, Ленин вечно живой и т.д.
Но скажите упертому коммунисту — марксистское учение отнюдь не всесильно, поэтому за ГУЛАГ придется держать ответку. Вот тут коммунист почувствует, что говорящий выбивает у него почву из-под ног. Пора или драпать, или контратаковать. Помещик себя отлично чувствовал при крепостном праве, потому что Бог есть, Бог позволяет давить и унижать остальных.
Попробуйте сказать либерасту, что его идеология жалка и античеловечна. Скажем, Эхо Москвы и ряд иных рупоров в ответ могут потребовать сажать в тюрьмы. Идеологический ответ будет в стиле марксизма — наше учение всесильно, потому что правильно. Ленин с подобной логикой, как и либераст, повторит религиозную мысль — Бог всесилен, потому что в нем истина.
Многим известна история португальских солдат, которые в Марокко ворвались на кафедру в синагоге и прошли дальше к ковчегу. Раввины жестко заявили, что за богохульство их Бог убьет португальцев. А солдаты смеються и умирать не собираются. Тогда потрясенные раввины сказали — кто-то должен умереть, если Бог не хочет карать вас, то он хочет убить нас.
Потом стали умирать, приведя португальцев в недоумение. А логика проста — если Бог не тот, то позволено не то, что заявлено. В свое время по поводу Холокоста кем-то из евреев была произнесена знаменательная фраза — Холокост создал ощущение, что вот-вот и Бога нет. Это все равно что сказать — Холокост почти доказал, что правила игры в этом мире стали иные.
Дескать, Бог оказался не таким, как раньше считалось, поэтому поведение евреев в России после 1917 года, якобы, оказалось недопустимым, то есть не благословенным Богом, равно как поведение евреев в Германии с 1918 по 1933 тоже, якобы, нельзя считать благословенным Богом. Но Господь послал советских солдат в Берлин, Господь дал американцам ядерное оружие, короче, поведение евреев оказалось правильным, хотя где-то в момент расстрела Варшавского гетто или Львовского погрома казалось неправильным, то есть не благословенным.
Если мы обратимся к иным культурам, то увидим схожие моменты. Китайский император имел право отрубить голову любому подчиненному именно на основании, что Бог есть и благословляет подобное поведение, защищает, помогает, оправдывает. Террористы ИГ убивают детей и продают же в рабство с благословения Аллаха.
Сказать, что Аллах не такой в своих требованиях к верущему или Аллаха нет, это посеять сомнения в душе террориста, что он поступает правильно. Логика-то везде одна — вседозволенность это форма безнаказанности, которая всегда предпологает, что одним нельзя, другим можно. Чтобы Бог помог одним, он обязан помешать другим.
Чувство безнаказанности и вседозволенности это одна из форм религиозного мироощущения. Сатана это ипостась Бога. Сатанизм это крайняя форма веры в Бога, точнее, веры в то, что одним позволено все подряд, а другим нельзя. Говорить, что мерзавцы тоже способны на веру, поэтому способны исправиться, это лукавить. Как раз в мерзавцах часто веры больше, чем в обычных людях именно потому, что они мерзавцы, то есть верят в право на безнаказанность.
Источник: zampolit-ru.livejournal.com
blackicon
Провокатором здесь выступил Достоевский, изрёкший в сердцах: «Тот, кто желает увидеть живого Бога, пусть ищет его не в пустом небосводе собственного разума, но в человеческой любви». Ницше, однако, будучи сам спецом по части провокаций, не поленился разнюхать здесь порох и среагировал молниеносно: «Благодарю, Фёдор, теперь Фридрих знает, куда ему следует держать путь. » Иначе, он молниеносно очутился на 6000 футах над уровнем человеческой любви, дабы констатировать, что белые тапки — это именно то, чего до сих пор не доставало Богу, чтобы выглядеть комильфо.
«Бога нет, всё дозволено» — фразу эту поймёт и охотно примет как руководство к действию лишь тот, для кого Бог изначально тождественен Уголовному Кодексу. — Холуй, короче. Если бы я был верующим, смерть Бога я бы предпочёл связать не со вседозволенностью (какому аристократу приснится пожелать себе того, что сделалось всемдозволенным?!), а с недействительностью. Если Бога нет, то всё недействительно — к такому выводу должна была бы привести «логика» набожности, полагающей Бога истинной и единственной реальностью.
Бог, которого имеет в виду Достоевский, это, между прочим, — Слово. Почему бы нам поэтому не позволить себе парадокс? — Слово умерло, чтобы Эйнштейн смог показать язык.
Источник: blackicon.livejournal.com